Русско-ногайские отношения и казачество в конце XV - XVII веках ч.5 - Все о Ногайской орде - Каталог статей

Русско-ногайские отношения и казачество в конце XV - XVII веках ч.5

Коронация Ивана IV в январе 1547 г. оказала свое влияние на внутреннюю и внешнюю политику России. По мнению Р.Г. Скрынникова, ситуация в Восточной Европе претерпела радикальные перемены после того, как вместо слабой, раздробленной, зависящей от татар Руси появилось мощное единое государство 1. Это нашло свое отражение в русском политическом сознании, в появлении новых доктрин, самой известной из которых стала «Москва - третий Рим». Коронация Ивана IV символизировала начало его самодержавного правления 2. В конце 40-х — начале 50-х гг. XVI в. им было сформировано правительство Избранной рады. Царь и его советники приступили к подготовке планов покорения Казанского и Астраханского ханств 3. Российское дворянство с энтузиазмом поддержало планы молодого царя, надеясь, что война принесет им новые земли. Но первый же поход на Казань, состоявшийся в 1548 г., выявил всю сложность международной обстановки, в которой Москве приходилось осуществлять свои цели. Прежде всего это было связано с заметными изменениями в русско-ногайских отношениях. Большинство историков связывает эти изменения с именем ногайского князя Юсуфа 4. Эта точка зрения не вызывает сомнений, так как материалы русско-ногайских отношений дают достаточно полное представление о деятельности этой исторической личности. Ногайский мурза Юсуф, возглавивший антирусскую партию в Орде, придерживался жесткой, независимой политики по отношению к Русскому государству. Его улусы кочевали по Яику и Каме и находились в непосредственной близости от Казани. Выдав свою дочь Сююн-Бике замуж за Сафа-Гирея, мурза Юсуф через казанский престол установил династическую связь с Кры-мом5. Именно улусные люди Юсуфа помогли Сафа-Гирею вернуться на казанский престол 6. После того как в 1548 г. скончался ногайский князь Шейх-Мамай, на княжество «учинился» Юсуф7. Сразу после вступления на престол он прислал в Москву своего гонца Байсунтура с грамотой, где извещал русского государя о своем вокняжении8. Новый князь предъявил претензии к России в недостаточном внимании, уделяемом ногайским послам и гостям в Москве, об участившихся грабежах на Дону9. Пытаясь сгладить назревающий конфликт с ногайским князем, Иван Грозный писал в ответном послании: «Да писал ты еси к нам, что на Дону стоят русь разбойники. И гостей ваших грабют. И нам бы их к тебе прислати. Или их извести. И те розбойники живут на Дону без нашего ведома от нас бегают. И мы на перед сего посылали неодинова, чтобы их переимати. И наши люди добыти их не могут. А вы б от себя тех розбойников велели же добывати»10. Не забыл государь и о ногайских купцах. Он писал, что жалует торговых ногайских гостей и бережет их больше, чем в прежние времена. Иван Грозный обещал им обид никаких в своем государстве не чинить. Гости же в пути к России пусть «берегутся», поскольку в поле «много лихих людей из разных государств». Так как их имена не известны в Москве и неясно откуда они, то русский государь не брал на себя обязательства охранять в пути ногайских купцов, об этом они должны были заботиться сами11. Русский государь стремился избежать обострения русско-ногайских отношений накануне походов на Казань. Следует заметить, что в этой переписке Ивана IV с Юсуфом впервые упоминаются вольные люди в Диком поле - донские казаки, которые не принадлежали ни к одному из государств. С этого времени сообщения о них появляются почти в каждой ногайской и русской грамоте. С середины 1540-х гг. все большее место во внешней политике Ногайской Орды начинает занимать Россия. Московское царство росло и усиливалось; оно давно пыталось влиять на Казань и готово было распространить свое влияние на Астрахань. Угроза нарушения не в пользу ногайцев баланса политических сил, сложившегося после падения Большой Орды в 1502 г., заставляла Юсуфа настороженно относиться к русским. В 1549 г. русско-казанские отношения вновь ухудшились. В Казани встал вопрос о престолонаследии. Казанским ханом был выбран сын царицы Сююн-Бике и внук князя Юсуфа малолетний Утямыш. Отношения Ногайской Орды с Россией не оставляли сомнений в том, что ногайцы не останутся безучастными к судьбе Казанского ханства. Сын Юсуфа Юнус не единожды совершал набеги на русское пограничье, что усложняло и без того хрупкие русско-ногайские взаимоотношения 12. Сложившаяся международная обстановка заставила московское правительство принять необходимые меры для длительной и планомерной военно-дипломатической подготовки к победоносному завершению Казанской войны. Для разработки дипломатической части этой программы, по мнению СО. Шмидта, были привлечены многие московские правительственные деятели, бывший казанский хан Шах-Али, ставший касимовским царем, и казанские феодалы-эмигранты13. С нашей точки зрения, по этому же вопросу велась переписка московского государя с ногайскими мурзами 14. Главную роль в конкретизации этой программы играли, по-видимому, «ближние думцы» Ивана IV - первый советник царя А.Ф. Адашев, боярин И.В. Шереметев и руководитель Посольского приказа думный дьяк И.М. Висковатый. Политические позиции ногайских мурз, владения которых находились на пути из Крыма и из Астрахани в Казань, имели первостепенное значение для Москвы. В это время в Ногайскую Орду впервые приехал турецкий посол. По мнению Б.-А. Б. Кочекаева, это было началом задуманной султаном политики, направленной на использование Ногайской Орды в борьбе против Московского государства15. Для противодействия планам султанской Турции и с целью облегчения Казанской войны к ногайцам был послан даровитый дипломат Петр Тургенев. Он сумел помешать вступлению орды мурзы Исмаила в антирусскую коалицию и взаимному объединению ногайских орд, столь опасному тогда для Российского государства16 Исмаил, ставший нурадыном после «вокняжения» своего брата Юсуфа, в своей внутренней и внешней политике был вполне самостоятелен. Его улусы находились ближе прочих ногайских владений к России, поэтому с ним московское правительство общалось гораздо активнее, чем с Юсуфом. Если для османского двора Исмаил был просто мурзой, то для русских к началу 1550-х гг. он стал основным дипломатическим партнером среди мурз и потенциальным союзником 17. Московские дипломаты, привлекая на свою сторону Исмаила, усиливали его враждебность к Юсуфу, умело используя различие политических и экономических интересов их орд. Юсу-фа старались прельстить возможностью выдачи замуж его дочери Сююн-Бике за московского кандидата на казанский престол Шах-Али. Исмаила увлекли обещанием посадить в Астрахани желанного ему кандидата Дервиш-Али (являвшегося родным племянником Исмаила) 18. Кроме того, и ему намекали на возможность породниться с Шах-Али19. Юсуф крайне недружелюбно принял Тургенева, хотя и не отказывался от мысли породниться с Шах-Али20. Он пытался выступить посредником в русско-казанских делах. Юсуф писал Ивану IV, что не будет воевать с Казанью, так как у него там дочь и племянники, и просил отсрочить день для посылки под Казань войска21. Исмаил же и другие мурзы (такие как Белек-Булат-мурза) оказались более податливыми и дали согласие на военный союз с Москвой22. Чтобы оказать давление на Юсуфа, Иван Грозный использовал, как и его предшественники, все возможные методы урегулирования русско-ногайских отношений. Он отдал распоряжения в мещерские пограничные городки о начале военных действий с ногайцами. Кроме мещерских служилых казаков, в этот период все большую силу набирали донские казаки. Именно на них в период за 1548-1549 гг. поступает больше всего жалоб от ногайских мурз. Даже не стремясь к этому, донские казаки своими набегами на ногайские улусы оказывали неоценимую услугу Москве. В 1549 г. князь Юсуф прислал в Москву своего посла Исчерена с жалобой на возникшее препятствие для передвижения ногайских послов на Дону: «Холопи твой нехто Сары Азман словет. На Дону в трех или четырех местах города поделали. Да наших послов и людей наших, которые к тебе ходят и тех наших людей стерегут да розбивают. А иных до смерти бьют. А иных отпущают. Которая ж твоя дружба. И ты тех своих холопов оттоле сведи»23. И далее: «А се год исторговав люди наши пошли назад. И на Воронаже тех людей наших которые ходили торговати. И твои люди Сары Сазманом зовут, розбойник твой, пришед потоптал. И взял их. И твое братство нам это? Только пожалуешь, отдашь нам их»24. В ответ на жалобы Юсуфа и других ногайских мурз Иван Грозный не спешил признавать, но и категорически не отвергал причастность Московского государства к деятельности казачества: «...наши холопи Сары-Сазман ваших гостей побили. И те наши холопи в нашей земле многое лихо учинили. И мы их велели добывати, а [они] убежали на поле... И мы ныне посылали их добывати. А вы б от себя велели их добывати ж. И нечто которых тех наших холопей добудете. И вы б их к нам прислали, и мы их про те дела велели казнити. А мы нечто их добудем и мы их велим казнити»25. Можно предположить, что к концу 1549 г., кроме служилых казаков в Мещере, которые на протяжении нескольких десятков лет сдерживали натиск ногайцев, появилась аналогичная сила на Дону, но гораздо более непредсказуемая, так как основу ее составляло вольное казачество. Появление такой силы объективно отвечало интересам Русского государства, на границах которого появился дополнительный, сдерживающий ногайцев и крымцев фактор. Не занимавшееся земледелием вплоть до XVIII в. казачество жило, обеспечивая себя в значительной мере посредством войны и разбоя. Подобный образ жизни превращал его в опасную силу не только по отношению к государствам — политическим конкурентам России, но и в отношении территорий, входивших в собственно российские владения. Однако, не имея достаточных сил для охраны границ от кочевников, Русское государство вынуждено было терпеть взрывоопасное казачество, поощряя их набеги против соседей. В условиях назревавшей затяжной войны с Казанью России было необходимо заручиться поддержкой вольного казачества и вовлечь его в борьбу с татарами. Именно поэтому Москва не спешила применять карательные действия против донцов, несмотря на многочисленные жалобы ногайцев. По-прежнему активными в борьбе с ногайцами продолжали оставаться и мещеряне. Мещерские служилые казаки нападали на ногайские улусы и отгоняли лошадей. Араслан-мурза, чьи кочевья граничили с Мещерским краем, неоднократно просил государя о «унятии» мещерян26. В ответных грамотах к ногайским мурзам Иван IV придерживался выработанной им линии: заключение союза - прекращение нападений: «Послам вашим и гостем торг добр дал есмя. И мещерским людям заповедь есмя, что б вам лиха никоторого не чинили. А которые мещерские люди без нашего ведома которое лихо учинят. И ты о том к нам прикажи. И мы тех доискався казним»27. Однако в Ногайских делах нет указаний на конкретные меры, принятые для наказания казаков. Обещания казнить «лихих» казаков оставались только обещаниями, дипломатической уловкой со стороны Московского государства. Пока казачество решало внешнеполитические задачи русского правительства, оно предпочитало «не замечать» разбойничьих выходок казаков. В тот момент при подготовке военного похода на Казань правительство не могло пойти на конфликт с донскими казаками, так как надеялось на участие последних в военных действиях. Оценивая ситуацию в Ногайской Орде и понимая, что князь Юсуф не пойдет на союз с Россией, Иван Грозный начал устанавливать крепкие связи с мурзой Исмаилом, чьи политические амбиции были весьма велики. Посылаемые ему из Москвы поминки были гораздо большими, чем другим представителям ногайской знати. Не случайно кейкуват мурза Уразлы жаловался царю Ивану, что «большой в меншенстве живет. А меньшой брат в большинстве бывает... А Исмаил мурза меня более учинился»28. Но окончившийся неудачей в январе 1550 г. поход против Утямыша и Сююн-Бике обострил и без того сложные отношения с Юсуфом29. Ногайский князь фактически начал войну с Россией. Московское правительство пыталось урегулировать отношения с Юсуфом и отправило в апреле 1550 г. гонца Кормака с предложениями о сохранении дружеских отношений30. Несмотря на все прилагаемые усилия, ногайские мурзы из улусов князя Юсуфа уже в декабре напали на Мещерские места и на Старую Рязань. Лишь благодаря своевременному подходу воеводам Ивана IV удалось разгромить ногайцев31. После поражения Казани в 1551 г., по свидетельству Никоновской летописи, уже в марте Утямыш-Гирей и Юсуф прислали послов Ивану Грозному, «а писали о миру»32. Однако не все мурзы поспешили заключить союз с Россией: самые не-терпеливые и наиболее агрессивные из них продолжали нападать на русские земли. В мае 1551 г. пришедший из Орды служилый татарин Исен докладывал государю, что некоторые мурзы отправили своих послов в Крым, «а самые молодые из них пошли воевать русские украины»33. По словам Исена, лояльный к русскому государю Белек-Булат-мурза поехал за мурзами до Волги и хотел их вернуть обратно, но так и не догнал их. Тогда он послал к Ивану IV своего человека Карачу с сообщением о набеге 34. Русский посол Петр Тургенев также доносил о сложной политической ситуации в Орде: в Ногайскую Орду приехал крымский посол, который побывал и у Юсуфа, и у Исмаила. По дошедшим до русского посла слухам, крымский хан собирался в поход на Русь, и молодые мурзы его поддержали35. Такой интерес Крыма к ногайским делам, по мнению Б.-А.Б. Кочекаева, был связан с усиленным вниманием Турции к Астрахани, Казани и Ногайской Орде. По данным, приводимым историком, крымский хан, выполняя волю Порты, даже отпустил из Крыма всех пленных ногайцев36. Наблюдение историка нуждается в уточнении. Турецко-крымская политика в Ногайской Орде, как видно из переписки Москвы с Ордой, встретила сопротивление значительной части ногайских феодалов, во главе которых стоял Исмаил37. Именно Исмаил, будучи сторонником дружественных отношений с Россией, неоднократно сообщал через русских дипломатов, находившихся в Орде, об антирусских планах турецкого султана и крымского хана и о возможных нападениях ногайцев на русские земли. Взамен за свои услуги он просил московского го-сударя о защите своих улусов от набегов донских казаков. Из донесений П. Тургенева видно, что улусы мурзы Исмаила кочевали по Волге и зимовали вблизи Астрахани. Эти улусы постоянно подвергались грабежам со стороны казаков 38. Тот же П. Тургенев, вернувшись из Орды осенью 1551 г., передал в Посольский приказ жалобу мурзы Исмаила: «Государь поле де все да реки у меня поотымал, да и Дон у меня отнял. Да его же казаки... у Волги оба берега отняли и волю у нас отняли и наши улусы воюют»39. Эта запись примечательна тем, что впервые в документах появляется сообщение о действиях вольного казачества не только на Дону, но и на Волге. Казаки затруднили связь Астрахани с Крымом через Донскую землю и с Казанью по Волге. В Ногайских книгах за 1551-1556 гг. есть сообщения о нападениях казаков на торговые суда на Волге 40. Источники называют имена атаманов, стоявших во главе волжских казаков: Василий Мещерский и Пичуга Путивлец 41. По прозвищу этих атаманов можно предположить, что они были выходцами из южных русских городов. Появление казаков на Волге является прямым доказательством возросшей силы вольных казаков, увеличения их количества. С ответом к Исмаилу был послан российский гонец Беляк Кипов. Стремясь упрочить достигнутые соглашения с Исмаилом, Грозный заверял мурзу в том, что он принял меры и «на-крепко» приказал казакам не трогать его улусы42. Примечательным является то, что русский государь впервые признал свою причастность к действиям донского казачества. Как и когда возникли контакты между московским правительством и вольным казачеством, Ногайские дела не фиксируют, но можно предположить, что они имели место. Однако они еще не были достаточно прочными, так как Иван IV просил Исмаила, чтобы он во избежание нападений казаков не зимовал с улусами близь Волги. Если же и в этом случае нападения будут продолжаться, Исмаил должен сказать им, где кочуют его улусы, и казаки «на то место на твои улусы не идут»43. Дипломатическая переписка позволяет сделать вывод, что Иван IV искал пути урегулирования отношений между казака-ми и ногайцами. Московский государь в условиях неизбежной войны с Казанью старался направить донских казаков на решение других задач, временно отвлекая их от конфликтов с Ногайской Ордой. После пленения Утямыш-Гирея и его матери Сююн-Бике отношения России с ногайским князем Юсуфом окончательно испортились. По донесениям служилых татар крымские послы склонили князя Юсуфа к объединению сил в совместном походе. против Русского государства. Юсуф пытался привлечь к походу Исмаила и пригласил его к себе на совет. Но Исмаил отказался, придерживаясь достигнутых соглашений с Москвой44. В это время наметился план бескровного разрешения казанского вопроса: установление московского протектората над Казанью45. Обеспокоенные широкими завоевательными приготовлениями царя, ногайские власти пытались уговорить Ивана IV смирить военный пыл. Однако этот проект не осуществился. Московский государь мало обращал внимания на мнение ногайской верхушки, его воеводы быстро утверждались в Поволжье и поначалу мурзы вынуждены были мириться с неожиданной ситуацией. Именно в этот момент с Иваном IV начинает активно ссылаться Исмаил. В противовес нейтральным и все более холодным отношениям его родичей с Москвой он заявил о своей твердой решимости воевать с татарами по царскому повелению. Тем временем с помощью князья Юсуфа на казанский престол был возведен представитель ногайско-астраханской династии - хан Ядыгер 46. Перед Россией вновь стала задача военного покорения Казани. Поход 1552 г. и взятие Казани стали важной вехой в истории русско-ногайских отношений, а участие в нем казачества как служилого мещерского 47, так и вольного донского 48 на долгое время определило политику Москвы по отношению к казакам. Россией был впервые достигнут военный союз с ногайцами против других татарских ханств, что способствовало укреплению двухсторонних отношений. Поддержка казачества позволила Москве и в последующем использовать казачьи станицы в борьбе с татарским миром. После присоединения Казани промосковски настроенный мурза Исмаил возглавил оппозицию князю Юсуфу в Орде. В хо-де казанского восстания 1553 г. (в подавлении которого вместе с воеводой Д. Дцашевым участвовали донские казаки) 49 мятежниками на казанский престол был приглашен ногайский мурза Мухаммед, сын мурзы Исмаила50. Однако мурза Мухаммед, отец которого склонялся в пользу союза с Россией, отказался от ханского престола. Тогда казанцы выбрали на престол брата царицы Сююн-Бике мурзу Али-Акрама 51. Князь Юсуф выступил в поддержку своего сына хана Али и собрал огромное войско для того, чтобы осенью 1553 г. вступить в пределы России. Служилый татарин Карамыш двадцать дней добирался до Касимова с вестью о походе Юсуфа: «А Юсуфу возитися Волга под Астраханью. А возити его астраханцы в судах. А царь астраханский посылает с ним людей своих пятьсот человек. А Юсуф людей своих смечал при них. И сметил всех людей сто тысяч двадцать. А вперед себя посылал дороги отведывати на Хопер да на Дон. И с Хопра к нему приказали что на Хопре стояти нельзя, поля выгорели. А с Дону к нему весть пришла, что на Дону по крымской дороге стояти добро... И на Резанскую украину с Дону прити добра, на Воронаже корму много. И Юсуф приговорил ити ему крымскою дорогою на Дон. И с Дону ему прити на резанскую украину»52. Но этот поход не был осуществлен, так как мурза Исмаил, пользовавшийся большим влиянием в Ногайской Орде, заявил о своем союзе с Россией и отказался выступить против России, угрожая войной Юсуфу53. В 1554 г. московское правительство вплотную занялось астраханским делом, решив удовлетворить просьбу лояльного мурзы Исмаила об отпуске из Москвы на астраханский престол хана Дервиш-Али. Уже в январе к мурзе Исмаилу был отправлен посол М. Бровицын54. Бровицыну необходимо было уведомить Исмаила о готовности Москвы послать русские войска под командованием князя Пронского для захвата Астрахани. Он должен был требовать помощи в операциях против Астрахани, а также попытаться привести Исмаила к шерти московскому государю. Русскому послу было поручено заявить, что как только Исмаил присягнет Ивану IV, то сразу будут приняты конкретные меры против разбойничавших на Волге казаков: «А которые казаки ныне от нас бегают и хоронятца на Волге и как лед пройдет, и мы на тех посылаем многих своих людей и велим их там побити, чтоб лихих людей меж наших земель не было»55. Иван Грозный, несмотря на доказанную Исмаилом преданность русско-ногайскому союзу, попытался таким образом закрепить достигнутые соглашения. Он стремился напомнить ногайскому мурзе, что в руках государя находится сила, способная доставить ногайцам большие неприятности. В это же время к князю Юсуфу был отправлен гонец Беляк Кипов56. Учитывая сложную ситуацию противостояния двух группировок в Ногайской Орде: промосковской во главе с Исмаилом и прокрымской во главе с Юсуфом, Иван IV нарушил правила дипломатического сношения с Ногайской Ордой: к мурзе Исмаилу был отправлен посол, а к князю Юсуфу - гонец, тогда как следовало поступить противоположным образом. Это говорит о том, что политика Русского государства по отношению к Ногайской Орде была окончательно определена. Беляк Кипов должен был попытаться урегулировать отношения с ногайским князем: Иван IV даже готов был откликнуться на просьбу Юсуфа о предоставлении ему военной помощи против крымского царевича Сафа-Гирея, который убил зятя Юсуфа Яналея и «соромотил» его дочь57. Но, видимо, взаимное недоверие было столь велико, что совместный поход так и не состоялся. О развитии русско-ногайских отношений в 1554 г. извещает и Никоновская летопись: автор описывает приезд в Москву ногайских послов от мурзы Исмаила и их просьбу оборонить их улусы от астраханского царя Ямгурчея. Летопись сообщает, что Грозный, выслушав послов, отправил в Астрахань своих воевод в судах Волгою, а Исмаилу с войском велел идти туда полем58. Но Иван IV поставил дополнительное условие Исмаилу: начать войну с братом своим Юсуфом, потому что он великому князю «не прямит» и послов царя «безчествует»59. Эти записи в Никоновской летописи отражают официальную версию причин похода русских войск на Астрахань с целью утверждения на астраханском троне лояльного к Москве хана Дервиша-Али. В июле 1554 г. из Ногайской Орды прибыл М. Бровицын. По его словам, мурза Исмаил по государеву указу пошел на брата своего Юсуфа, и к Астрахани он идти сейчас не может, так как «завоевался» с братом. Исмаил заверял посла, что готов выполнить любые указания московского государя и в этом перед Бровицыным дал «правду»60. Автор летописи поторопил события: по данным Ногайских дел, эта первая попытка заключения соглашения с Исмаилом, по донесению Бровицына, не имела успеха. Более того, посол сообщил об ограблении его по приказу Исмаила, об отказе мурзы в военной помощи и в принесении шерти 61. К тому времени отношения Исмаила со старшим братом Юсуфом обострились до предела. Тот не мог простить ему постоянных препон в антимосковских акциях. В ногайской среде нарастало возмущение слишком тесной связью второго лица в Орде с завоевателями Казани. Когда стало известно, что Исмаил собирается принять участие в завоевании русскими Астрахани, Юсуф выступил с войском против Исмаила. Несмотря на отсутствие ногайской поддержки, московское войско взяло Астрахань и на астраханский трон был посажен Дервиш-Али, который обязался платить дань от ханства ежегодно по 40 000 алтын деньгами и 3 000 рублей62. Во взятии Астрахани, по сообщениям летописи, участвовали и казаки 63. Междоусобная война среди ногайцев зимой 1554-1555 гг. завершилась победой Исмаила. В марте 1555 г. в Ногайскую Орду было отправлено новое посольство во главе с И.Т. Загряжским, которому поручили привести к шерти Исмаила. Из документов этого посольства видно, что Исмаил уже шертвовал перед казаком Девлетхозей Усеиновым, очевидно, во второй половине 1554 г., после отъезда из Орды М. Бровицына. Содержание этой первой шертной записи неизвестно, но оно, видимо, было таково, что не удовлетворило московское правительство и побудило его к новым попыткам64. Однако и посольство И. Загряжского не увенчалось успехом: Исмаил отказался от повторения шерти под предлогом происходивших тогда в Орде вооруженных столкновений. Сын Юсуфа Юнус продолжал вести борьбу, а с ним и множество других мурз, которые лишились своей доли с приходом к власти князя Исмаила. Ногайская Орда распалась. Изгнанные из Орды мурзы уводили с собой части ногайских улусов, поло-жив начало существованию новых ногайских орд. Раньше всех отделились дети одного их старших братьев Исмаила, князя Ших-Мамая, которые образовали на р. Эмбе самостоятельную орду, получившую название Атаульской. В 1555 г. под Азовом образовалась Малая Ногайская Орда (Казыевская), основателем которой был Казы-мурза, внук князя Шийдяка. Новая Орда была недосягаемой для московского правительства и чрезвычайно усилила значение Азова, откуда при поддержке казыевских татар исходила инициатива набегов на русские земли65. Таким образом, противостояние различных группировок в Ногайской Орде привело к ее расколу. Причина этого коренится в усилении гегемонии Русского государства, в переходе всей Волги под власть русских, в разнобое в экономической и, как следствие этого, политической ориентации мурз. В связи с этим для русского правительства было очень важно закрепить свое политическое влияние в оставшихся под руководством князя Исмаила ногайских улусах. Эта часть Ногайской Орды получила название Больших Ногаев или Большой Ногайской Орды. Успехи русской дипломатии заключались в том, что после того как князь Исмаил утвердился в Ногайской Орде, он принял на себя обязательства помогать московскому правительству в борьбе с его противниками и соблюдать с ним мир. Дервиш-Али, посаженный на астраханский трон Иваном IV по просьбе Исмаила, вскоре забыл о своих обязательствах. Он стал проводить политику, явно направленную против Исмаила, который только что стал ногайским князем. Астраханский хан стал оказывать помощь тем ногайским мурзам, которые покинули Ногайскую Орду и готовились к борьбе с Исмаилом. Никоновская летопись так сообщает о причинах, побудивших Ивана IV к военным действиям против Астрахани: пришли послы от Исмаила и просили, чтобы «государь их от Дербыша оборонил и учинил бы своих людей в Асторохани так же, как и в Казани»66. Официальная версия для военного похода была та-кой же, как и в 1554 г. - притеснения ногайцев со стороны Астраханского ханства. Однако не только ногайцы, кочующие близь Астрахани, пострадали от Дервиша-Али. Измена астраханского царя, его ориентация на Крым вынудили Московское государство к ответным действиям. Против Дервиша-Али было выслано значительное войско. И.С. Черемисинов со стрельцами и М. Колупаев с казаками двинулись вниз по Волге. Атаман Л. Филимонов с 500 казаками пошли к Переволоке степью. На Переволоке к царским воеводам присоединилось большое число вольных казаков 67. Казаки Филимонова одержали полную победу в столкновении с татарами. Успешные действия казаков были высоко оценены прибывшим в Астрахань воеводой И. Черемисиновым68. После решающих боев лета 1556 г. Нижнее Поволжье вошло в состав России. Принимали участие в борьбе с Дервиш-Али и ногайцы. Никоновская летопись, излагая события 1556-1557 гг., доносит о том, что князь Исмаил помирился с детьми Юсуфа, а «Дербыш-царь» от них бежал в Мекку69. После завоевания Астрахани вольные казаки вновь стали преследовать ногайцев, оттесняя последних от Волги. Появляются первые казачьи городки на Волге. Так, в 1556 г. воевода Л. Мансуров бежал от татар в казачью станицу Зимьево70. При недостаточности собственных сил на Волге правительство пыталось на первых порах вести борьбу с казачьим «воровством» (грабежом купцов и послов) силами самих казаков. С этой целью в мае 1557 г. на Волгу был послан Л. Филимонов 71. Но он вместе с товарищами был убит «воровскими» казаками, которые таким путем открыли себе выход на Нижнюю Волгу. Там они напали на царские суда, в которых в Астрахань везли «казну» и запасы. Им удалось взять и побить находившихся в судах людей, а затем отбиться от воеводы Елизара Ржевского72. Положение на Волге приняло совершенно нежелательный для московских властей оборот. Необходимо было обеспечить безопасность волжского судоходства. Во второй половине XVI в. Волга стала одной из самых оживленных торговых артерий страны. Богатые торговые караваны подобно магниту привлекали «воровских» казаков с Днепра и Дона. По мнению А.Б. Карпова, исследовавшего историю яицкого казачества, «гулявшие» по Волге со дня взятия Казани казаки сделались настолько страшны торговым судам, что английская торговая компания даже свернула свою торговлю с Персией, шедшую по Волге73. Против «заворовавшихся» казаков были двинуты из Казани значительные силы - дети боярские, стрельцы и казаки во главе с А. Ершовым, Б. Губиным и Д. Хохловым. Не имея возможности противостоять такой силе, «воровская» вольница вынуждена была бежать с Волги. Предполагая, что часть беглецов может скрыться на Дону, правительство направило на их поиски Д. Чулкова и В. Хрущова с атаманами и казаками. Дьяку Ржевскому было велено идти от Азова вверх по Дону «искати их же»74. И если на Волге некоторых из разбойничавших там казаков удалось настичь, то о действиях против них на Дону в летописи сведений нет. Это связано, по-видимому, с тем, что Москва не желала осложнять свои отношения с донским казачеством, на поддержку которого она могла всегда рассчитывать. Что касается Ногайской Орды, то с утверждением русской власти по всему течению Волги она потеряла прежние свои преимущества в нижнем ее течении и была поставлена перед необходимостью новой ориентации. Положение Орды осложнялось тяжелым продовольственным кризисом, связанным с перерывом связей с Казанской землей. Используя благоприятную обстановку, Иван IV отправил в 1557 г. к князю Исмашту посла П.Г. Совина75. Чтобы избежать новых конфликтов между казаками и ногайцами, Иван Грозный разграничил места кочевий ногайцев и места расположений казаков: ногайцам было предписано кочевать «на сей стороне Дона по Хопру и по Медведице»76. По мнению А.А. Новосельского, П.Г. Совин добился от Исмаила повторения шерти. Однако князь Исмаил не согласился принять московский проект шертной записи и шертвовал на записи, составленной им самим. Отношения зависимости, считал историк, не получили в шертной записи ясного выражения, но Иван IV, тем не менее, был удовлетворен присягой и отправил в Орду значительные подарки77. Мы поддерживаем эту точку зрения, так как высказанные М.Г. Сафаргалиевым и Б.-А.Б. Ко-чекаевым78 предположения о том, что завоевание Россией Казани и Астрахани поставило ногайцев в полную зависимость от Москвы, не имеют под собой документальной основы, потому что текст первой шертной записи Исмаила в статейном списке не сохранился, а текст второй шерти, написанной Исмаилом, существенно отличался от московского оригинала79. В подтверждение своей точки зрения Б.-А.Б. Кочекаев приводит изменение формы обращения в дипломатической переписке ногайского князя с русским царем. Историк полагает, что в 1553 г., в самом начале дружеских отношений с Москвой, Исмаил, как старший по возрасту, называл молодого царя своим сыном, а впоследствии, с 1556 г., поменял свое обращение к царю на «Всего христианства государю белому царю» и более того, с 1558 г. - на «государя» и именует себя его «холопом»80. Рассмотрим документальные источники, освещающие основные моменты в становлении союзнических отношений Исмаила и Москвы. Первые контакты русского государства с мурзой Исмаилом документально подтверждаются с 1548 г. и это время он именовал Грозного «братом», и именно такое обращение было наиболее распространенным в переписке ногайских мурз с русским государем81. Все мурзы и даже ногайский князь Юсуф, боровшийся против Москвы, называли Грозного в это же время не иначе как «государем белым царем» или даже «государям го-сударь над вселенскими государи»82. Действительно, в последствии Исмаил называл Ивана IV «христианским государем белым царем», но не с 1554 г., как утверждает Б.-А.Б. Кочекаев, а с 1551 года 83. В 1557-1558 гг., когда, по мнению и М.Г. Сафар-галиева, и Б.-А.Б. Кочекаева, Ногайская Орда переходит в вассальную зависимость от Москвы, документы фиксируют следующие обращения Исмаила и Грозного в грамотах друг к другу: «Исмаилево княжое слово. Белому царю поклон...» и «От царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси. Другу моему Исмаилю князю слово то»84. Таким образом, приведенные примеры, с нашей точки зрения, показывают недостаточно убедительную аргументацию этих историков в попытках доказать вассальную зависимость Ногайской Орды от России с 1557 г. с помощью одного лишь изменения в обращении Исмаила к русскому царю за период 1553-1558 годов. Прав А.А. Новосельский, полагавший, что князь Исмаил лишь взял на себя обязательства помогать московскому правительству в борьбе с его противниками и соблюдать с ним мир85. Ведя ожесточенную борьбу за власть в Орде со своими противниками, князь Исмаил не смог бы удержаться у власти, если бы в этих условиях он попытался проводить прежнюю политику полной независимости от Москвы. Следовательно, признание зависимости Ногайской Орды от России носило вынужденный характер. В.В. Трепавлов, соглашаясь с точкой зрения А.А. Новосельского, указывает на тот факт, что позиции России по данному договору с ногайцами оказались явно усиленными: Москва не брала на себя никаких обязательств; свои обязательства перечисляли только ногайцы, то есть они начали расцениваться как младший партнер в отношениях с Русским государством86. Положение Ногайской Орды в 1557 г. было действительно осложнено политическими и экономическими кризисами. Русский посланник в Орде Е. Мальцев регулярно доносил обо всех изменениях во внутренней жизни ногайцев. Именно он первым сообщил казанскому воеводе С.И. Микулинскому, что ногайские улусы «замешались». По его словам, князь Исмаил вместе с детьми был выгнан из Орды, причем Исмаил «без бою отъехал с своими людьми со всеми»87. Е. Мальцев в своей грамоте к вое-воде (все сведения из Ногайской Орды после завоевания Казани и Астрахани шли либо через казанского, либо через астраханского воеводу) упомянул и о причине неурядиц среди ногайцев - князь Исмаил отбил у своего племянника мирзы Яраслана улусных людей. Кроме того, Юнус-мирза, недавний соперник князя Исмаила, перешел на сторону Яраслана. К ним присоединился и брат Юнуса Али-мирза. Многие люди из Исмаиловых улусов также перешли на сторону Юнуса88. После этого всем беглым улусам Юнус-мирза велел «к собе быти и кочевати по старому». Описал Мальцев и бедственное положение государевых служилых татар - Ивана Тверинова и Шоболта - до его приезда в Орду. Русский посланник пытался указать мурзам на недопустимость «бесчестия» государевых гонцов и посланников. В ответ главный виновник - Али-мурза - «запрелся», утверждая, что «сам мужик дурен, не знает ни добра, ни лиха». Сам Мальцев был принят с подобающими почестями89. Такая резкая перемена в отношении к русским посланникам связана с решением Юнуса и его братьев присягнуть на верность московскому государю90. Становится ясна и причина столь быстро принятого решения: Мальцев передавал слова Юнуса: «А нынеча дей государь взял всю Волгу и до моря. А уж дей Сарайчик возьмет и Яик весь. И Шамаху дей. И Дербен возьмет. И нам дей всем быти от него ж взятым, так де наши книги говорят. Все дей бесерменские государи русскому государю поработают»91. Мальцев выяснил и позиции Юнуса и его мурз по отношению к Исмаилу. Юнус опасался того, что русский государь даст Исмаилу военные отряды для борьбы за власть в Орде. Юнус пытался убедить русского посланника в том, что Исмаил был ими изгнан не за то, что служил русскому царю, а за то, что убил Юсуфа. Юнус заверял Источник: http://www.neftekumsk.ru
Категория: Все о Ногайской орде \| Добавил: BAD_BOY25 (14 Января 2011)
Просмотров: 4015

Всего комментариев: 0