В сентябре 1600 г. впервые упоминается новый малоногайский бий – старший сын Саид-Ахмеда б. Мухаммеда б. Исмаила Баран-Гази (см.: [Памятники, 1892, с. 49]). О деталях его "вокняжения” (как и его предшественника Якшисаата) ничего не известно. Однако ясно, что объем власти у очередного лидера был несравним ни с предводителем Большой Ногайской Орды, ни с авторитетным Гази б. Ураком. В ходе сражений с большеногайской кавалерией, отступления на северо-запад и метаний по степям среди Малых Ногаев оформились три основные группировки мирз, три главных клана: Ураковы, т. е. потомки и родичи основателя Малой Орды; Мамаевы, т. е. потомки и родичи Якшисаата; Шейдяковы, т. е. родственники самого Баран-Гази. Каждая из этих группировок была многолюдной и скрепленной кровными узами. В условиях политических катаклизмов такие узы казались кочевникам более надежным средством сплочения по сравнению с политическими интересами. Мирзы, не принадлежавшие к данным бийским родам (Юсуповы, Кошумовы, Шигимовы...), старались примкнуть к одной из этих трех ведущих сил.

      Баран-Гази опирался, разумеется, на собственный клан Шейдяковых. Он пытался упрочить свою власть, добиваясь покорности от прочих мирз. Вознамерившись в очередной раз договориться с московским царем, он, по словам его послов в Астрахани в ноябре 1604 г., ручался только за свое "родство”, но обещал также привести к шерти потомков Урака и Мамая. А если-де те откажутся, то бий с Шейдяковыми начнет против них войну [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1604 г., д. 3, л. 140, 141].

      При таких отношениях раскол был неминуем. И действительно, вскоре пришли вести, что у Малых Ногаев разразилась "рознь великая”. За какую-то провинность бий велел казнить одного из мирз [Акты, 1918, с. 89, 90, 112, 113]. Развитие этого конфликта неизвестно, так как состояние ослабленных и раздробленных казыевцев в то время интересовало кремлевских политиков мало и, главным образом, в связи с делами Большой Орды.

      В 1610-х годах бий Иштерек разорвал отношения с Москвой, перебрался на Крымскую сторону и стал кочевать вместе с Малыми Ногаями. При всей своей бедности и политической слабости Иштерек обладал неоспоримо более высоким рангом перед прочими мангытами. Это признавал и бий Баран-Гази. Документы 1613–1614 гг. показывают, что знать Больших Ногаев на новых землях обладала статусным преимуществом. Фактически Иштерек стал правителем обеих Орд. – "У обеих улусов – у всех Болших Нагаи и у Казыева улуса – один Иштерек князь”; "а Казыев улус, Барангазы князь – с Иштереком же, а владеют ими Иштерек и мурзы и татаровя так, что холопи своими” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1613, д. 4, л. 14–15; д. 5, л. 240]. Подобное поведение заволжских переселенцев тяготило казыевцев. До Астрахани стали доноситься слухи, будто Баран-Гази с Иштереком  "не в миру” и отказывается участвовать в его военных авантюрах против России [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1616 г., д. 1, л. 18]. Наконец произошел естественный разрыв. В начале 1615 г. наблюдатели уже отмечали, что "Казыев... улус кочюет себе опроче Иштерека князя, а ныне... с казыевцы иштерековых нагаи нет никого” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1615 г., д. 1, л. 13].

      Кратковременное правление Иштерека на Крымской стороне показало ничтожество власти казыевского бия. Все малоногайские мирзы обращались в Москву уже только от своего имени, минуя своего номинального лидера. При этом подчеркивалось равноправие их кланов: "И нас три родства, и все бы нас тебе (царю Михаилу Федоровичу. – В.Т.) жаловать ровно: Шеидякова родства болшеи Касаи мурза; другова, Мамаева, родства болшеи – Аиса мурза боготур; третьева родства, Уракова родства, – Карашаи м[урза]” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1615 г., д. 6, л. 50] /18/. Мирзы подчеркивали, что владения Касима (Касая) и Ураковых наиболее "мурзами и улусами своими силны, те родства улусы своими могут добро и худо” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1615 г., д. 6, л. 52–53]. Различные информаторы тоже доносили о Касиме и Али б. Хорошае как о самых сильных и влиятельных в Малой Орде, и из Москвы шли грамоты, адресованные "Барангазыю князю да Касаю мурзе, да Алею мурзе з братьею и з детми, и с племянники”.

      Сам Касим б. Ислам фактически возглавил клан своего деда Саид-Ахмеда, оттеснив бия, и хвастался: "А над старыми и над молодыми мурзами болшеи я, Касаи мурза, и в людех болшеи я, и владею всеми я!” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1613 г., д. 4, л. 15; 1615 г., д. 5, л. 3; д. 6, л. 48]. Вожди трех "родств” самостоятельно сносились и с Бахчисараем, и с Терками, а аналогичные инициативы Баран-Гази отвергали. Когда они захотели было воевать Больших Ногаев, бий попробовал возразить и воспрепятствовать, после чего Ураковы и Мамаевы вступили с ним в "недружбу и рознь” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1617 г., д. 1, л. 14, 16; 1619 г., д. 2, л. 242, 243; 1620 г., д. 1, л. 80]. Казыевскую аристократию перестал устраивать бездарный и безвольный правитель, и, наряду с третированием его, она подумывала о другой кандидатуре на его место; в частности, существовали планы пригласить из-за Волги на "княжение” воинственного Джан-Арслана б. Уруса [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1615 г., д. 7, л. 22].

      Все эти неурядицы происходили на фоне углублявшегося экономического кризиса. Постоянные войны полностью расстроили кочевое хозяйство. "А у нас запасов нет, и лошеди либивы (т. е. измождены. – В.Т.), и нам долго терпети не уметь”, – жаловались казыевцы царю. "А Казыева улуса мурзы – люди бедные, наги и голодни; тем добываютца и кормятца, что в воину ходят”, – вторил их гонец в Астрахани. Мирзы просили московского государя позволить им обосноваться на Дону, где у них постепенно формировалось зимовье. Оно подвергалось постоянным нападениям казаков, которых ногаи слезно упрашивали "свести” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1615 г., д. 6, л. 46, 52].

      К началу 1620-х годов уже можно явно определить автономное существование улуса Касима. Туда едет Баран-Гази "для мирного договору” с Касимом; "Касаев улус Казыевых детеи” упоминает Иштерек при описании своих поисков некоего пропавшего ногайца [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1616 г., д. 2, л. 1; 1620 г., д. 1, л. 79, 80]. В мае 1622 г. астраханским воеводам рапортовал стрелец о планах донцов идти на Казыев улус – "а на которои... Казыев улус, того... он не ведает” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1622 г., д. 1, л. 5]. Улусов в Малой Орде действительно стало несколько.

      Коллизии отношений с Большими Ногаями прошли несколько стадий. Поначалу Иштерек после своего "вокняжения” в 1600 г. был настроен резко против всяких контактов. Тем более что его главный антагонист Джан-Арслан б. Урус сумел найти общий язык с казыевцами. Во время обсуждения политики по отношению к ним в астраханской воеводской канцелярии в ноябре 1604 г. Джан-Арслан выступал за мирные переговоры, а бий – исключительно за военные действия, обосновывая это вероломством врагов. Он  рассказывал о коварстве и безжалостности Баран-Гази, который поссорился с русскими, не пощадив собственного сына-заложника (аманата), обманул Иштерека в своих якобы пророссийских настроениях, когда тот в конце 1590-х годов приезжал в Малую Орду, а затем забрасывал его предложениями переметнуться к Крыму. Глава Больших Ногаев делал однозначный вывод: переговоры с Малыми Ногаями бесполезны из-за ненадежности их; единственный способ воздействия – двинуть на них царскую рать "с вогненым боем... хоти с 500 человек” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1604 г., д. 3, л. 133–150; Акты, 1918, с. 122–128].

      Однако судьба распорядилась так, что Иштереку пришлось не только изменить отношение к северокавказскому Юрту, но и искать там пристанище во время откочевки на Крымскую сторону в 1614 г. Как уже говорилось выше, он обрел там поначалу всеобщие почитание и послушание, но уже через год вынужден был оставить Казыев улус. Вероятно, это произошло без открытой ссоры, так как в дальнейшем Иштерек сосватал дочь за мирзу Аллакуввата б. Азамата Уракова [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1615 г., д. 4, л. 9] и убедил мирз присоединиться к его просьбам освободить из астраханского заклада  его родичей. Айса Мамаев, в частности, написал подобное прошение к царю, объяснив это тем, что "Иштерек князь нам, Казыеву улусу, силен” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1615 г., д. 6, л. 3, 4].

      Москва отказала наотрез. Только что возобновился выгодный для нее разрыв между Большими и Малыми Ногаями после их опасного союза – и вот опять появились признаки солидарности Орд. Тем более что гонцы доносили, что Орды теперь "меж себя... мирны” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1615 г., д. 3, л. 9–10]. Послам из Казыева улуса и эмиссарам, направляемым туда, внушали в Посольском приказе мысль: "Иштерек князь и все мурзы Болших Нагаи вам недруги давные, а вы от них говорите!”; к тому же в Москве, дескать, находится сейчас иштереков посол с предложением совместного нападения на Малую Орду (это было правдой: бий решил вернуться под царское покровительство и планировал делом доказать свою преданность государю – наказать разорителей "украин”). В ставку же Иштерека дали знать, что казыевцы просят у Михаила Федоровича войско против него [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1615 г., д. 4, л. 7, 23; д. 6, л. 20; 1616 г., д. 2, л. 10; 1617 г., д. 3, л. 10].

      Таким образом, Кремль использовал любые средства для внесения раскола в единый ногайский фронт. И в августе 1616 г. в русской столице с удовлетворением узнали, что "Барангазы князь с Ыштереком князем не в миру”, что лидер Казыева улуса отказался от совместного в Большими Ногаями похода на "украйны” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1616 г., д. 1, л. 18].

      Характер контактов Малых Ногаев с Москвой определялся динамикой ее отношений с ногаями заволжскими и с Крымом. В начале XVII в. казыевцы уже не расценивались русским правительством как значительная политическая сила. Те со своей стороны опасались угодить в сферу российской гегемонии, и неоднократные их декларации о подчинении великому государю носили тактический, конъюнктурный характер. Даже заключение шертных соглашений и выдача аманатов в Астрахань и Терки /19/ оказывались малодейственными для сохранения лояльности малоногайских мирз к России.
 
      Судя по всему, такая политика казыевцев была попыткой сохранить самостоятельность в окружении могущественных соседей. Они пытались не ссориться ни с кем и никому не подчиняться. Единственной насущной необходимостью было добиться от Москвы освобождения Дона от казаков, но эта цель была абсолютно иллюзорной. Прочного мира с Россией добиться не удавалось и из-за регулярных набегов на южнорусские провинции. Кремль, со своей стороны, считал непременным удерживать Малых Ногаев посредством шертных обязательств от вторжений, и к этой цели, собственно, сводилась русская дипломатия по отношению к ним. Удавалось это довольно редко, и параллельно правительство то и дело организовывало походы горцев и заволжских ногаев на Казыев улус.

      Лишь в конце 1610-х годов почти все мангытские аристократы Малой Орды проявили удивительную солидарность, поклявшись в шарт-наме не воевать с Россией. Этот шаг был вызван конфликтом с Бахчисараем, и посольские дьяки понимали его вынужденность: "Казыева улуса Барангазый князь и мурзы все... под великих государей наших рукою в их государском повеленье; толко на своей правде мало стоят, потому что отдаленно живут, близко Азова – турскова города. И коли им бывает теснота от турского, и они туда передаютца... И ныне с турским и с крымским ссорились, с крымским Шагин Гиреем царевичем. И крымской царь посылал на них брата своего калгу Девлет Гирея царевича с ратными людми, и в Казыеве улусе Касай мурзу и иных мурз воевал и разорил. И они, видя себе от крымского царя разоренье, прибежали  под царского величества отчину под Астарахань, а иные под Терек, и били челом царского величества... воеводам, чтоб царского величества воеводы... от крымского остерегали и закл[ады дали?] в Астарахань и в Терской город” (наказ послу в Бухару в июне 1620 г.) [Сборник, 1879, с. 436–437].

      Тогда же, в феврале 1620 г., к терскому воеводе Н.Д. Вельяминову прибыл посол из Шемахи, который подтвердил, что крымский хан собирается идти на казыевцев  в отместку за их дружбу с Шахин-Гиреем, "хочет Малои Ногай разорить весь”, отчего "Малый Ногай” и шертовал московскому царю [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1619 г., д. 2, л. 252, 255].

      У крымского монарха в самом деле были причины затаить злобу на мирз – в малоногайских кочевьях нашел приют царевич-эмигрант Шахин-Гирей, считавший себя обойденным в престолонаследии. Он сумел убедить предводителей главных кланов тоже занять антикрымскую и антиосманскую позицию, ссылаясь на свои связи с иранским шахом Аббасом. Однажды казыевская армия по наущению этого авантюриста даже погромила турецко-крымскую рать Сайдар-паши [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1619 г., д. 1, л. 55, 56].

      В Бахчисарае и Москве пристально следили за этим странным альянсом. Посольский приказ предписывал терскому воеводе удерживать Шахин-Гирея от опрометчивых поступков, которые могли бы повредить русско-иранским отношениям; "а будет Шангиреи царевич с Меншими Нагаи поссоритца и бои учинит, и ты б им битца не мешал” – равно как надлежит препятствовать и его ссылкам с Большой Ногайской Ордой, поскольку "нашему делу прибылнее, чтоб Болшие Нагаи с Меншими Нагаи были в розни, а не в миру” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1619 г., д. 1, л. 60–62].

      Крымский же двор не ограничивался перепиской; для него интриги Шахин-Гирея были гораздо актуальнее. Весной 1619 г. хан Джанибек-Гирей послал свою армию на Кавказ. Царевич сразу уехал в шамхальство ("в Кумыки”), а казыевцы подверглись жестокому разгрому. "И от тое от великие воины Касаи мурза с невеликими людми побежал под горы” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1619 г., д. 1, л. 241, 245, 246; 1620 г., д. 1, л. 77, 78]. Это поражение имело следствиями, во-первых, решение искать (временного!) покровительства у России; во-вторых, "рознь” между Баран-Гази и ведущими мирзами, о чем мы уже рассказывали. Вскоре после описанных событий в руки русских властей случайно попала грамота Джанибек-Гирея к Касиму, в которой хан убеждал мирзу помириться с Крымом и воевать с Шахин-Гиреем, укрывшимся у кумыков  [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1619 г., д. 2, л. 239] /20/.

      Отношения Малых Ногаев с турецкими властями в первом двадцатилетии XVII в. стали намного теснее. Передвинувшись под ударами Больших Ногаев к турецкому Азову, они были вынуждены добиваться у его наместника разрешения кочевать в окрестностях крепости и приезжать на азовские базары. Естественно, с османской стороны последовало требование гарантий верности падишаху. Такие заверения, судя по всему, были даны, и в Юрт пошло соответствующее вознаграждение из Стамбула. В декабре 1614 г. эти обстоятельства вспоминали составители наказа для русского посла в Речь Посполиту: во время русской Смуты Баран-Гази и его соотечественники "поотстали были от Московского государства и пристали были к турскому салтану, и у турсково алафу (т. е. жалованье. – В.Т.) имали”. С воцарением же Михаила Романова они "от турскова отстали” и прислали в Москву поздравления новому монарху, заявив о своей готовности находиться под его рукой [Памятники, 1913, с. 529, 530]. Свое кратковременное пребывание под эгидой султана Айса Мамаев трактовал как дело прошлого уже весной 1615 г.: "Крестьянских великих государеи Бог создал, и мусулманского турского царя не Бог же ли создал? А мы турского царя не холопи ли были?” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1615 г., д. 6, л. 1].
 
      Тем не менее намерение дружить с новым московским самодержцем не означало разрыва с Портой. Глава мира ислама при любых обстоятельствах оставался в глазах ногаев самым высокопоставленным государем, да и Азов слишком много значил для ослабленной экономики Малой Орды. Мирзы объявляли о своей решимости направить клинки на любого недруга Михаила Федоровича, в том числе и на крымского хана, – "кроме турскова царя, а мы холопи турскова царя” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1615 г., д. 6, л. 7]. Холопство в данном случае означало не подданство, а преклонение перед авторитетом и номинальную готовность следовать указаниям султана.

      Отношения Малой Ногайской Орды с горцами, по сравнению с предыдущим десятилетием, еще более ослабли. В документах 1600–1610-х годов сохранились единичные упоминания о том, например, что сын Касимова аталыка-воспитателя находится в заложниках у какого-то кабардинского князя [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1615 г., д. 5, л. 18]. В начале 1615 г., когда казыевские отряды в очередной раз двинулись на Русь и уже стояли на Оке под Серпуховом, на их обезлюдевшие, беззащитные становища напали "черкасы” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1615 г., д. 3, л. 10] – видимо, по наущению южных воевод, постоянно отслеживавших агрессивные поползновения мирз.

Источник: http://www.eurasica.ru