Память об Эдиге долго сохранялась у кочевников Дешт-и Кипчака Гора Идигетау в хребте Улутау (Центральный Казахстан), где, по пре­данию, похоронен знаменитый правитель, была увенчана обо (камен­ной насыпью), там совершались моления и жертвоприношения в его честь (Валиханов 1961 д, с 121, Жирмунский 1974, с 374, Маргулан 1940, с 97, Потанин 1897, с 314) Сначала он почитался как образец мудрости и благочестия, его изречения цитировались наравне с клас­сическими стихами (см Утемиш-Хаджи 1992, с 99) Затем этот образ оказался по-настоящему сакрализован, и Эдиге превратился в святого героя древности для казахов, а каракалпаки чтили его еще и как по­кровителя лошадей (Валиханов 1904а, с 224, Валиханов 1968, с 491, ” А П Григорьев считает эту особенность признаком «проявления непомерного честолюбия всесильного временщика» (Григорьев А 1988 с 66)

¹³ О гибели Эдиге под Сарайчуком пишет Ибн Арабшах, правда отчего-то помещая этот город на Сейхуне – Сырдарье (Ибн Арабшах 1887, с 63) Мнение И Б Грекова о том что роковое для Эдиге сражение произошло в Крыму (Греков 1975 с 269, 30о), основано, очевидно на недоразумении По Кадыр Али-беку, Кадыр-Берди напал на беклербека с войском, приведенным из Крыма (Кадыр Али-бек 1854, с 158) Год этого события называемый арабскими авторами, — 822 по хиджре (Айни 1884, с 532, Са-хави 1884 с 474) соответствует 28 января 1419 — 16 января 1420 г

492; Камалов 1993, с. 132), Сами же ногаи характеризовали родона­чальника своих биев следующим образом: «Сего света держава на ве­ликих местех, счастливой осподарь, умной как Бюрека¹⁴, ум ся о него родил, вере надежа, людем подпора, Богом возлюблен, а от людей почтен, над судьями судья, а великие люди слову его были ради, иных осподарей вернее был и салтанов — Едигей князь» (грамота Мусы-бия Ивану III — Посольская 1984, с. 39).

Эдиге и Hyp ад-Дин. Занимая должность беклербека, Эдиге управ­лял всеми государственными делами Золотой Орды Непосредственно Мангытский юрт он, судя по всему, доверил сыновьям, из которых ближайшим его соратником в разных источниках выступает Hyp ад-Дин. В некоторых версиях дастана «Эдиге» говорится, что Hyp ад-Дин («Нурадил») возглавил Юрт после смерти отца (Ананьев 1900, с. 16; Валиханов 19046, с. 229; Диваев 1896, с. 32)¹⁵. То же утверждение встречается и в научной литературе, причем иногда даже называются, без всяких ссылок на источники, даты правления Hyp ад-Дина: 1426­1440 гг. (История 1993, с. 182; Кочекаев 1988, с. 19; Очерки 1953, с. 465; Очерки 1967, с. 143; Сафаргалиев 1960, с. 228). Но сыновья Эдиге, которых средневековые авторы после его гибели в 1419 г. по­мещали во главе Юрта, — это Мансур и Гази (см. следующую главу). Значит, правление Hyp ад-Дина с большей вероятностью следует отнести ко времени, когда был жив его отец. Именно на склоне лет Эдиге между ними разразился конфликт.

Об этом конфликте сохранились противоречивые и лаконичные сведения. В татарском варианте эпоса об Эдиге повествуется, будто когда Эдиге возвел на трон хана Шадибека (1400 г.), произошла его ссора с Hyp ад-Дином. Беклербек разгневался и изгнал мирзу. Тот, превратившись в изгоя-«казака»¹⁶, был вынужден скитаться по степям от Сыгнака до Хаджи-Тархана (Идегей 1990, с. 200, 201). Противо­положная трактовка данной коллизии приводится в компиляции Л.Лянгле: Эдиге сместил хана Пулада (1410 г.) и возвел Тимура — вопреки совету сыновей, в том числе Hyp ад-Дина, воцариться самому или же доверить престол Hyp ад-Дину. Встретив отказ, последний на­чал войну с отцом. Чтобы не доводить дело до кровавой развязки, беклербек удалился в Хорезм. Тронутый такой терпимостью, Hyp ад-Дин настоял на его возвращении (Langles 1802, р. 386, 387). Очевидно, какая-то историческая основа под этими известиями имеется. Русская летопись тоже связывает отъезд Эдиге из Орды с воцарением Тимура (Патриаршая 1897, с. 215).

Во всяком случае, ногайский фольклор сохранил память о периоде самостоятельного правления Hyp ад-Дина, точнее, его соправительст-ва с ханом Кадыр-Берди б. Тохтамышем (царствовал в 1412-1419 гг.). Ногайские сказания гласят, что после длительной вооруженной борь­бы Кадыр-Берди и Hyp ад-Дин помирились и заключили соглашение, о котором уже упоминалось выше: мирза признал в сыне Тохтамыша «единственного хана Золотой Орды и навсегда отказался от своей независимости, стал верным полководцем своего хана» (Семенов Н. 1895, с. 454).

Однако ногаи запомнили его сотрудничество и с другим монархом, Тимур-Кутлугом (1391-1399). Этот правитель доводился мирзе двою­родным братом по матери; именно в царствование Тимур-Кутлуга его дядя Эдиге и стал общеджучидским беклербеком. В апреле 1538 г. Ивану IV была доставлена грамота ногайского мирзы Хаджи-Мухам­меда б. Мусы: «А вспросишь своих старых старцев, Нурадын мирзины пошлины не ведают ли с Астархани, и ныне б ту пошлину мне дали» (Посольские 1995, с. 208).

В последующем ногаи уже не консультировались насчет финансо­вых полномочий Hyp ад-Дина у русской стороны, а сами рассказывали о них, причем с каждым десятилетием все подробнее.

Август 1560 г., Урус б. Исмаил — Ивану IV: «В Асторохани есть пошлина взимок — караснап словет. Праотцу нашему Нурадын мирзе пожаловал Темир Кутлуев царев сын, в жалованье давывал, и яз о том бью челом» (НКС, д. 5, л. 198-198 об.). Здесь речь идет, видимо, о ха­не Тимуре б. Тимур-Кутлуге¹⁷ (1410-1412), но позже в подобных до­кументах снова фигурирует Тимур-Кутлуг

¹⁷ М Г Сафаргалиев полагал, что право собирать пошлины на Волге Hyp ад-Дину пожаловал Пулад или Тимур Но к последнем) мирза не был лоялен (судя по ЛЛянгле), поэтому ближе к истине то, что пожалование осуществил хан Пулад (Сафаргалиев 1938 с 90) М Г Сафаргалиев не обратил внимания на другие ногайские

грамоты, где пожалования связываются с именем Тимур-К>тлуг-хана Впоследствии М Г Сафаргалиев решил, что в данном контексте, подразумевается хан Кучук-Мухам-мед, _а не сыновья Тимур-Кутлуга (Сафаргалиев 1960. с 228)

Сентябрь 1577 г., Урус — Ивану IV: «А дет наш Нурадын мирза у Темир Котуя (так. — ВТ) царя имывал по сороку… тысяч алтын. А жаловал для того, что тем юртам многие от нас прибытки бывали» (ИКС, д. 8, л. 51).

Весна 1587 г., Саид-Ахмед б. Мухаммед — царю Федору Иванови­чу: «А при Темирь Котлуе царе бывало Нурадын мирзе жалованье со­рок тысяч алтын» (НКС, 1587 г., д. 2, л. 26-27).

Таким образом, выстраивается следующая цепь событий. Эдиге вытребовал у Тохтамыша освобождение от налогов территории к вос­току от Волги, где располагались также и владения мангытов. Земли между Яиком и Волгой были переданы в управление Hyp ад-Дину. В пользу этого мирзы в годы ханствования Тимур-Кутлуга собиралась подать «караснап» на сумму сорок тысяч алтын. Hyp ад-Дин сохранял свой ранг при последующих ханах даже после отъезда отца в Хорезм в 1410 г. Эпос «Эдиге» дагестанских ногайцев добавляет, что после замирения с Hyp ад-Дином хан Кадыр-Берди передал ему «в полную собственность степь, орошаемую Тереком и Сулаком, и объявил первым полководцем своего ханства» (т.е. беклербеком, главным вое­начальником) (Семенов Н. 1895, с. 454). Но ни в одном документе Hyp ад-Дин не назван беком или князем, он всегда «мирза». Видимо, при наличии хотя и отъехавшего, но живого беклербека Эдиге никто не признал этой инвеституры от Кадыр-Берди. О правлении мирзы в Поволжье и на Северо-Восточном Кавказе сохранилось краткое упоминание в цитированном выше послании Саид-Ахмеда 1587 г.: «Да которые были под ево властью, со всех людей указано было (ханом. — В Т.) со всякие избы по алтыну, а с ногайских продажных лошадей с лошади по алтыну, с коровы по три денги, с овцы по денге. То было ему (Hyp ад-Дину.— ВТ) жалованье» (НКС, 1587 г., д. 2, л. 27).

Кавказские владения недолго пребывали под сюзеренитетом Hyp ад-Дина. Предание, записанное А.О.Рудановским, отмечает, что в годы его правления среди его подданных «начались разные беспокойства и смуты», кавказские ногаи «прогнали своих князей и мурз… не хотев­ших оставить покровительства Нурадила, и бежали все простолюдины во владение шамхала Тарковского» (Рудановский 1863, № 48, с. 301).

По данным Кадыр Али-бека, Hyp ад-Дин умер еще при жизни отца от болезни живота (Усманов М. 1972, с. 83). Эпос приводит более подобающую богатырю причину смерти — от потери крови, когда у мирзы открылись старые раны при возвращении из очередного похода (Семенов Н. 1895, с. 454) ⁸. Местом кончины названо «пространство между северным и средним рукавами Терека». Тело-де было захоро­нено на берегу Волги, а сердце — «на месте, где герой испустил дух.
Впрочем, сказитель оговаривает, что по другим свидетельствам мирза скончался от оспы (Семенов Н 1885)

На этом месте был насыпан высокий холм, который и поныне (во вто­рой половине XIX в. — В. Г.) носит название „Могила Нурадила”» (Семенов Н. 1885). Наконец, Абд ал-Гаффар Кырыми сообщает, будто Hyp ад-Дин скончался в Туре (т.е. в Юго-Западной Сибири?) и оттуда привезен в Сарайчук для погребения (DeWeese 1994, р. 194). Мы не находим оснований не доверять Кадыр Али-беку и считаем, что Hyp ад-Дин умер еще до того, как Эдиге погиб в бою на Яике в 1419  г. Мнение Б.Ишболдина о смерти мирзы в 1422 г. (Ischboldin 1973, р. 159) не подтверждается ни одним из известных мне источников.

Статус мангытского эля. После смерти Эдиге его сыновья смогли удержать влияние мангытов в Улусе Джучи и монополизировать пост беклербека в татарских ханствах. Основная причина их удачной карьеры, как кажется, — это инерция их великого предшественника. Но авторитет мангытских лидеров был настолько непререкаемым сре­ди других племен, что дело здесь, видимо, не только в конкретной политической ситуации и политическом наследии Эдиге. Среди сотни племен Дешт-и Кипчака именно мангыты сумели добиться приори­тетного положения. Остановимся на особенностях их статуса.

В источниках нет единообразия относительно принадлежности мангытов к тому или иному крылу. Мангутские соратники Чингисхана занимали восточную (левую) сторону его кочевий, а в боях сражались на левом фланге войска; после образования империи они составили «тысячи» левого же крыла (Рашид-ад-Дин 19526, с. 272, 273; Erten-u 1937, р. 136). В Улусе Джучи, как мы выяснили выше, мангыты сна­чала кочевали в Юго-Восточном Казахстане, т.е. в левом крыле госу­дарства, Кок-Орде. Сам Эдиге был «одним из главных эмиров левого крыла у хана Тохтамыша» (Ибн Арабшах 1887, с. 54). И именно к пле­менам левого крыла был направлен его призыв откочевать подальше от Тимура. Вместе с тем в Бухарском и Касимовском ханствах XVII в. мангытская знать занимала места справа от трона (Бартольд 1964в, с. 391, 395; Кадыр Али-бек 1854, с. 168), что может объясняться транс­формацией джучидской государственности в позднем средневековье: уже в Узбекском ханстве XV в. мангыты состояли в правом крыле бывшей Кок-Орды (Ахмедов 1985, с. 39).

Левое крыло традиционно считалось более почетным. Но само по себе вхождение в него не могло давать каких-либо привилегий. Ника­кими преимуществами перед другими элями не пользовались понача­лу и мангыты. Боплан писал о крымских ногаях: «Это племя менее благородно, чем крымские татары» (Боплан 1896, с. 329). Недостаточ­ность их генеалогического «благородства» фиксировалась и на дру­гом краю Дешт-и Кипчака — так, в киргизском эпосе «Манас» гово­рится: «Став соседями с мангулами, род ногайский стал презренным» (Кыдырбаева 1980, с 176). Саид-Мухаммед Риза, отмечая происхож­дение Эдиге из «плохого поколения» (кабиле), называет другую причину негативного отношения к мангытам: «Из-за насильственных действий племени манкут имя Идику было причислено к числу под­стрекателей смут и источников бедствий» (Риза 1832, с. 67-68).

Однако среди казахов потомки Эдиге слыли «белой костью» {ак суяк), т.е. аристократией. Знатность рода в то время определялась близостью к Чингисидской династии. Поскольку Едигеев клан не имел к ней никакого отношения, то и объяснение должно было быть другим. В последнем примере словосочетание ак суяк объяснялось буквально: предок Эдиге Баба-Туклес был рожден женщиной, которая забереме­нела, оттого что попробовала порошок, приготовленный из волшебно­го черепа (Валиханов 1904а, с. 232; Валиханов 19046, с. 272-273).

Происхождение рода от святого проповедника Ходжа-Ахмеда Ба­ба-Туклеса послужило обоснованием власти мангыто-ногайских биев (так называли беков и беклербеков в восточном Дешт-и Кипчаке). Традиция приписывает формулировку этой легитимности Hyp ад-Дину. Когда он убил Тохтамыша и стал править его подданными, те при­нялись судачить: покойный хан доводился-де потомком Чингисхану, а Hyp ад-Дин «не из этого племени». Новый властитель отозвался так: «Я от рождения верил и почитал единого Бога; сам Бог мне всюду по­кровительствовал; читал я много священных наших книг. А что я не из рода Чингиз-хана, то это меня ничуть не унижает, ибо я из племени славного турецкого богатыря Хочахмат Бабатукла», Народ, выслушав эту речь, успокоился (Ананьев 1900, с, 12)¹ . Баба-Туклес считался потомком халифа Абу Бекра, и в мусульманском обществе Золотой Орды XV в. такое обоснование правления, судя по всему, показалось достаточным. В Ногайской Орде данная концепция стала официальной, и мирзы считали свои родословные от эпохи Мухаммеда и первых халифов. «Роспись мурзам ногайским, сколко в Малом Ногае мурз», составленная в августе 1638  г., гласит: «А роду нашему по нынешнои по [7] 146-й (т.е. 1637/38 г. — ВТ) год ровно тысеча сорок семь лет» (НГ, д. 32, л. 16). Стало быть, начало рода отсчитывалось с 591 г.

Едва ли следует безоговорочно доверять эпосу и приписывать раз­работку идеологической концепции воинственному интригану Hyp ад-Дину, как это делал М.Г.Сафаргалиев (Сафаргалиев 1960, с. 228, 229) °. Гораздо более правомерно отнести это ко времени и даже персоне Эдиге, который столкнулся с необходимостью узаконивания своей власти в державе Джучидов, своего господства над Джучидами. Не принадлежа к династической аристократии, беклербек вынужден был искать доводы в пользу своих преимуществ перед ней, а доказы­вать происхождение от халифа тысячелетней давности легче, чем пре­тендовать на родство с Чингисханом²¹. Однако объявить себя потом­ком первого халифа было недостаточно для всеобщего признания. Требовалось, во-первых, сделать фигуру Абу Бекра значимой для мас­сы населения Золотой Орды; во-вторых, превратить генеалогическую легенду в орудие сплочения народа вокруг беклербека. Этим целям способствовала активная мусульманизация кипчакского населения, которую Эдиге развернул на подвластных землях²².

Другим важным средством освящения гегемонии мангытского вождя стала эпизация его облика. Уже в первые десятилетия после смерти Эдиге его личность и биография стали обрастать легендар­ными подробностями (это заметно уже у Ибн Арабшаха — Жирмун­ский 1974, с. 377, 378). Эпический ореол основателя мангыто-ногай-ской бийской династии бросал отсвет и на его потомков. Начал фор­мироваться знаменитый эпический цикл о сорока богатырях. По спра­ведливому мнению Д.Девиза, он воплощал в себе «взгляд на един­ство, сплоченность и легитимность Ногайской Орды» (DeWeese 1994, р. 518-519).

Мы уже указывали, что мангыты пробились к золотоордынскому трону, оттеснив кунгратов во главе с беклербеком Али. Ибн Арабшах, очевидно слышавший о доминировании кунгратов при дворе, уже после этого переворота причислил Эдиге к ним (Ибн Арабшах 1887, с. 54). Оба племени оказались тесно связаны друг с другом в истории Джучидского государства. /”А.Вамбери писал о мангытах: «Наряду с кунгратами, они были самые знаменитые родом и храбрейшие меж­ду всеми тюркскими племенами, почему Шейбан Мухаммед-хан при своем появлении держал часть их у себя на жалованьи» (Вам-бери 1873, с. 116).

Своеобразное партнерство мангытов и кунгратов отразилось в ка­ракалпакском фольклоре. Знаменитый сказитель Бердах в сочинении

«Шежире» приводит следующую легенду. Юрт каракалпаков распался из-за усобиц. Для его спасения они решили пригласить Шынгыза (Чингисхана). Представители сорока племенных общин-элей разыска­ли его и собрались привезти в Каракалпакский юрт на арбе. При строительстве арбы «Хонграт нашел одну оглоблю, Мангыт нашел одну оглоблю. Все остальные деревянные части было поручено найти другим» элям (Жданко 1950, с. 80). Данный сюжет изложен в контек­сте рассказа информатора о том, что каракалпакский народ делится на два объединения-дрыся (букв, «оглобли»).

Образ оглобли как скрепляющей конструкции государства-улуса давно знаком евразийским кочевникам. Известен разговор Чингисхана с его антагонистом Джамухой, когда того, разгромленного, привели к хану. Чингис предложил: «Давай помогать друг другу. Хочу тебя сделать второй оглоблей…» (Сокровенное 1990, с. 169; History 1990, р. 107). Джамухе предлагалось сотрудничество и, может быть, сопра-вительство, и оглобля служила наиболее ярким символом неразрыв­ной совместной деятельности. Такими же «оглоблями», в представле­нии каракалпаков, являлись в прошлом мангыты и кунграты Дешт-и Кипчака. И недаром хронист Кунгратской династии Хивы Мунис причислил к кунгратам некоторых несомненно мангытских предводи­телей, чтобы обосновать историческое величие рода своих государей (Bregel 1982).

Сестра Эдиге вышла замуж за хана левого крыла Тимур-Мелика б. Уруса, а хан Тимур-Кутлуг б. Тимур-Мелик, следовательно, дово­дился племянником беклербеку. Эта родственная связь сохранялась в памяти ногайских мирз до середины XVI в., когда сыновья Юсуфа б. Мусы, Юнус и Али, писали в Москву: «А изначала в братстве есмя с государи своими, с Темир Кутлуевыми царевыми детми» (НКС, д. 4, л. 44-44 об.). Данное утверждение высказано ими для обоснования их неприятия другой линии Джучидов — «Азигиреевых царевых детей», т.е. крымских ханов-Гиреев (НКС, д. 4, л. 44). Казалось бы, предан­ность астраханской династии, потомкам Тимур-Кутлуга, логично выво­дится из прежнего соправительства Тимур-Кутлуга и Эдиге. Но ман-гытская знать испытывала подобные чувства не только к «Темир Кутлуевым царевым детям». В октябре 1490 г. марионеточный хан-Шибанид Аминек написал Ивану III: «Великого князя дети (т.е. по­томки улуг бека Эдиге. — ВТ) Апас князь, Муса, Ямгурчеи мырза и их дети и братиа царем мя себе держат. С мангыты из старины братья и товарищи есмя. Ямгурчеевы дети — мои дети стоят» (Посольская 1984, с. 33).

Тесный и постоянный контакт с монархами позволил мангытской аристократии узурпировать право выбора кандидатур на ханство-вание   Концентрированное выражение этой прерогативы содер-
жится в решении мангытского курултая (съезда знати) по поводу возможного возведения на престол Мухаммеда Шейбани в 1470-х го­дах: «С древних времен до настоящего времени каждый хан, которо­го провозглашали эмиры мангытов, предоставлял эмирам мангытов волю в государстве» (Бинаи 1969, с. 104)

Эдиге стал практиковать возведе­ние марионеточных ханов и постоянно находился у них в должности беклербека. В нашу задачу не входит освещение его деятельности в этой должности, тем более что она подробно отражена во многих исследованиях. Нас интересует его влияние на дальнейшую судьбу будущих ногаев. Каракалпакский дастан рассказывает, что после ухо­да Тимура из разгромленной Золотой Орды восвояси Эдиге решил воспользоваться ослаблением разбитого Тохтамыша и продиктовал ему условия раздела сфер влияния: «Отказавшись от незаселенных земель по одной стороне Волги, ты отдай их в мое распоряжение; а кроме того, ты не требуй подати с лиц, ко мне приходящих, а равно и с нищих, вдов и сирот» Хан согласился и подписал договор, кото­рый забрал себе Эдиге Узнав, что на левобережье Волги не нужно платить налогов, измученный войнами народ потянулся во владения беклербека, и вскоре число подданных Тохтамыша уменьшилось вше­стеро (Беляев 1917, с 37)⁵ Со всех сторон сходились туда ордынцы, и, если верить Ибн Арабшаху, юрт Эдиге наполнился «вереницами множеств людей» (Ибн Арабшах 1887, с 61).

По-видимому, хан даровал Эдиге тархан (налоговый иммунитет) и фактически вывел из-под своей юрисдикции Это произошло, очевид­но, в 1396 или 1397 г Именно тогда Эдиге сумел добиться для себя чрезвычайных льгот, а его власть распространилась на все восточные территории Улуса Джучи (отчего и возникла необходимость налажи­вания связей с Мавераннахром)⁶. Он был заинтересован в увеличении числа подданных и заселении подвластной ему территории. Этим стремлением скорее всего и объяснялся его знаменитый запрет на продажу детей в рабство на чужбину, что сразу было замечено на ра-боторговых рынках Сирии и Египта (Макризи 1884, с. 474)⁷. Какой-то отголосок экономических мероприятий Эдиге в степях можно, навер­ное, видеть в татарском варианте эпоса о нем: «У Барака, что был знаменит, Я забрал таможенный мыт», — говорит главный персонаж сыну (Идегей 1990, с. 207). Барак б. Куйручак имел улус в восточном Дешт-и Кипчаке и очень усилился в 1420-х годах, а до тех пор смирно кочевал где-то за Яиком и, судя по цитированному дастану, вынужден был пожертвовать своей хозяйственной автономией в пользу могуще­ственного беклербека.

Через четыре года, повествует каракалпакский дастан, мангытская армия под предлогом наказания ханских подданных, похитивших ло­шадей, форсировала Волгу, напала на Тохтамыша и свергла его. Сын Эдиге, Нурадил (Hyp ад-Дин), убил его (Беляев 1917, с. 38, 39)⁸. Это яркое событие позднее заслонило в памяти народа мирный договор о тарханстве, и ногаи XVII в. считали, будто Эдиге добыл себе По­волжье мечом: «Предки наши, праотец Идигии князь, с Токтамышем князем о Волге воину вели. И Волгу праотец наш Идигии князь у Тахтамыша князя взял войною» (НКС, 1626, д. 2, л. 159⁹ — грамота 1626 г мирзы Кара Кель-Мухаммеда б. Ураз-Мухаммеда). Русские и восточные хроники не содержат упоминаний о данном соглашении, а Ибн Арабшах представляет отношения двух правителей как череду вооруженных конфликтов (Ибн Арабшах 1887, с, 61, 62). Но сущест­вование подобного разделения власти и территории косвенно под­тверждается еще и территориальными претензиями ногайских мирз к России после завоевания ею Астраханского ханства. В 1562 г. бий Ногайской Орды Исмаил перечислял местности и острова на Волге и ее рукаве Бузане, которые некогда «досталися прародителям моим, великому князю (т.е. беклербеку Эдиге.—ВТ) и Нурадыну мирзе» (НКС, д. 6, л. 56 об-57, 81-81 об.).

Таким образом, в первые же годы самостоятельного правления Эдиге над мангытами границы их Юрта продвинулись к западу, вплотную к Волге. «А отца (т.е. предка.—ВТ) моего юрт был по трем рекам: по Волге да по Яику, да по Емь (Эмбе. —ВТ) реке», — писал Исмаил в 1560 г. (НКС, д. 5, л, 167-167 об.). Видимо, уже в то время наметилось и географическое разделение мангытских крыльев онсол: правое, западное крыло поступило под начало Hyp ад-Дина б. Эдиге, левое располагалось в восточных кочевьях и находилось под формальным главенством самого беклербека. Позднее, когда Ногай­ская Орда полностью оформилась, как раз имя Hyp ад-Дина стало на­рицательным для обозначения правителя и военачальника ее правого крыла (Трепавлов 19936, с. 49).

Распределение компетенции между отцом и сыном также зафикси­ровано в ногайско-русской переписке: «А Волга и Яик — обое то отца (предка.—ВТ) моево юрт, потому что отец мои князь велики (Эдиге. — ВТ) на Яике, а другой отец же мне, Нурадин мирза, — на

^а Кадыр Али-бек тоже приписывает убийство Тохтамыша Hvp ад-Дину (Кадыр Али-бек 1В54, с 157). что придает каракалпакскому эпическому рассказу достовер­ность По другим источникам, хан погиб от рук самого Эдиге или хана Шади бека в 1406 г (см Кляшторный. Султанов 1992, с 202, 203)

Указание года после номера архивного фонда означает, что ссылка дается на столбец, который подразделяется на дела

Волге» (НКС, д. 5, л. 129). Интересно, что в отличие от обычно услов­ных межгосударственных рубежей в кочевом мире ногаи помнили детальное расположение удела Hyp ад-Дина в лабиринте проток и островов нижней Волги. В грамотах Исмаила 1562 г. неоднократно упоминаются «которые были места досталися прародителям моим, великому князю (Эдиге. — В Г.) и Нурадыну мирзе: шестьдесят шесть шеломеней до по Бозану реке Караших до Кулеткайыр словет, да Синее море. Те места бывали прародителей моих юрты» (НКС, д. 5, л. 56 об-57). Через два года новый бий, Дин-Ахмед б. Исмаил, просил Ивана IV передать ногаям «Бузан обе стороны, потому что юрт Нура-дын мирзин» (НКС, д. 7, л. 41 об.^Ф2). Похоже, какое-то соглашение хана с беклербеком со скрупулезным разграничением границ влияния по одному из волжских рукавов действительно имело место.

Эдиге во главе ордынской знати. Обширность подвластных ко­чевий и многолюдность Юрта обеспечили Эдиге высокое положение среди аристократии Джучиева улуса. Усиление мангытов в государст­ве и при дворе к тому времени уже давно заставило потесниться дина­стическую знать и допустить в свои ряды верхушку мангытского эля. Одним из признаков этого стали брачные союзы семей Чингисидов с кипчакскими выходцами из-за Волги. Эдиге взял в жены дочь (или сестру) Тохтамыша — Джанике, от-которой родился Hyp ад-Дин (Валиханов 19046, с. 269; Кадыр Али-бек 1854, с. 158)¹⁰, и сам позд­нее выдал свою дочь за будущего хана Тимура б. Тимур-Кутлуга, «чтобы этим родством уменьшить недоброжелательные сплетни» (Натанзи 1957, с. 99).

В различных документах можно встретить разные обозначения официальной должности Эдиге: эмир, бек, темник (последнее см.: Самойлович 1918, с. 1112). Принято считать, что он состоял в ранге беклербека (варианты: бек, бий, улуг бек, улу бий), которым наделил его Тимур-Кутлуг, воцарившийся в 1391 г. Об этом говорит Кадыр Али-бек, отмечая, что Тимур-Кутлуг правил в Хаджи-Тархане вместе с Эдиге: «…один был ханом, другой беком» (Кадыр Али-бек 1854, с. 159). Натанзи также пишет, будто после разгрома Тохтамыша Ти­муром «султанское достоинство получил Тимур-Кутлуг, а эмирское Идигу» (Натанзи 1957, с. 98). Должность беклербека сохранялась за мангытским сановником и при преемниках Тимур-Кутлуга. Во вре­мена хана Шадибека б. Кутлуга (1400-1407) он титуловался амир ал-умара (это арабский эквивалент беклербека) (Самарканди 1969, с. 179). Правда, в эпосе сказано, что беклербекство было получено им гораздо раньше — из рук то ли Тохтамыша, то ли Тамерлана

(Валиханов 1968, с. 492; Идегей 1990, с. 109; Мажитов, Султанова 1994, с. 314). Первая версия весьма вероятна, если вспомнить покла­дистость Тохтамыша при отарханивании заволжской территории; вто­рая сомнительна, поскольку Тимур не имел полномочий распределять посты внутри Золотой Орды, да и историки тимуридского круга ни словом не обмолвились о подобном назначении.

Впрочем, арабский историк Шамс ад-Дин ас-Сахави заметил, что Эдиге как глава левого крыла занимал второе место после руководи­теля правого фланга Текины (что, кстати, находилось в полном соот­ветствии с традиционным кочевым раскладом компетенции правите­лей— см.: Трепавлов 1993а, с. 87-91), «но (на самом деле) изве­стность и управление принадлежали Идики» (Сахави 1884, с. 553). Именно в левом, т.е. восточном, крыле, менее пострадавшем от втор­жений Тимура, сохранялось больше ресурсов и сосредоточилось боль­ше народа. Руководящие полномочия Эдиге на восточных землях вы­явились задолго до того времени. Мы видели, что уже из походной ставки Тимура в 1391 г. он послал свой приказ об откочевке ко всем элям левого крыла (что к тому же служит аргументом в пользу обре­тения им беклербекства еще до соправительства с Тимур-Кутлугом). Именно на них он опирался, когда прибирал к рукам управление Зо­лотой Ордой. По Ибн Арабшаху, посадив на престол Тимур-Кутлуга, Эдиге созвал к нему беков левого крыла и предводителей тамошних племен, и те послушно явились (Ибн Арабшах 1887, с. 61).

Восточные авторы единодушны в оценке объема полномочий Эди­ге. Он «самостоятельно распоряжался и управлял» в Джучиевом улу­се, «занимая должность наместника» (хюкумат) (Salmani 1956, р. 83), являлся «истинным властелином страны Дешта, Сарая и Крыма» (Kurat 1940, р. 18), «владыкой Дешт-и Кипчака и страны узбеков¹¹» (Самарканди 1969, с. 139). В источниках подчеркивается, что «дела подданных вершились в соответствии с приказаниями Идику. По своему усмотрению он вручал царствование и лишал его, и никто не смел противиться ему и переступать проведенной им черты» (Ибн Арабшах 1887, с. 62); «один из князей Эдига… обычно назначал и разжаловал царей» (Dlugosz 1876, р. 527); «Едигей князы,, преболши всех князей ординских, иже все царство един держаше и по своей во­ли царя поставляше» (Книга 1913, с. 450; Патриаршая 1897, с. 206; Симеоновская 1913, с. 156). Иоанн Шильтбергер, наслушавшись рас­сказов о нем, даже посчитал, что тот занимает особую должность «делателя королей» и в соответствии со своими полномочиями «назначает и низвергает королей, которые во всем от него зависят» (Шильтбергер 1984, с. 34). Неудивительно, что некоторые средневе­ковые хронисты принимали этого беклербека за полновластного госу-

¹¹ Узбеками в конце XIV – XV в. называли кочевое население левого крыла Улуса Джучи.

даря. На это обратил внимание еще М.Г.Сафаргалиев, заметив, что арабские историки называли его царем (малик) (Сафаргалиев 1960, с. 227; см , например: Айни 1884, с. 531, 532).

Добавим, что в этом с ними были солидарны некоторые османские, армянские и литовские авторы: «Идику-хан», «царь по имени Идик», «Едиг царь» (Девлет-и алиййе 1881, с. 10; Тер-Мкртичян 1985, с. 82; Хроника 1975, с. 76, 80). Концентрированное изложение пределов власти нашего героя содержится у Сахави: «…великий эмир… Идики, распоряжавшийся управлением Сарая и Дешта; султаны при нем но­сили только имя, но не имели никакого значения. Вот почему некото­рые летописцы полагали, что он назывался „государем Дешта”» (Сахави 1884, с. 553).

Русские летописи обычно передают титул верховного эмира как «великий князь» (см., например: История 1903, с. 14, 212; Патриаршая 1897, с. 173; Приселков 1950, с. 468; Софийская 1994, с. 140; Хроно­граф 1911, с. 425), что явно служит буквальным переводом словосоче­тания улуг бек (улу бий). В таком случае Эдиге находился на равной иерархической позиции с московскими и литовскими государями того времени, «Великий князь» ордынский по средневековым понятиям должен был пребывать в отношениях «братства», т.е. статусного рав­ноправия, с великими князьями московским и литовским. Действи­тельно, потомки Эдиге и в конце XV, и в середине XVI в. напоминали российским адресатам о том, что «прадед наш Едигеи князь» с прави­телями Москвы пребывал «в дружбе и братстве» (Посольская 1984, с. 28; Посольские 1995, с. 306).

На самом же деле отношения эти были, очевидно, сложнее. Авто­ритет и могущество Эдиге за годы его беклербекства достигли такой степени, что он стал считаться патриархом ордынской кочевой знати. Относиться к христианским данникам как к ровне уже казалось ему недостойным и неприличным. В 1537 г. ногайские мирзы вспоминали в послании Ивану IV: «Отец (т.е. предок, — ВТ) наш Идиги князь с твоим отцем, с великим князем Иваном,— один был как отец наш, а другой был как сын» (Посольские 1995, с. 203). Конечно, в данную фразу вкралась явная путаница (Иван III взошел на престол через со­рок два года после гибели Эдиге), но норма отношений воссоздана верно. В начале XV в. Эдиге Василия I «любяше… и в сына его имаше себе»; «Едигей же иногда зовый отцем великому князю Василью Дмитриевичу» (Татищев 1965, с. 211, 212). Видимо, такой же подход предлагался беклербеком и литовскому Витовту на переговорах во время баталии на Ворскле 1399 г., когда ордынский вельможа угова­ривал господаря признать себя сыном Эдиге и выплачивать ежегод­ную дань (Патриаршая 1897, с. 173), причем Эдиге обосновывал свое предложение разницей в возрасте («яз есмь стар перед тобою, а ты млад передо мною»). Может быть, преклонные годы улуг бека сказы­вались также и на характере его контактов с соседними государями Во всяком случае, в русских источниках попадается его эпитет «Едегеи Старый» (История 1903, с 14, 212) Можно предположить, что как раз этим объясняется его обращение к великому князю мос­ковскому без всякого титула, «по-семейному» («от Едегея поклон ко Василью» — СГГД, ч 2, с 16), что было характерно только для хан­ских посланий, как верно указал А П Григорьев (Григорьев А 1988, с 66)¹²

Совсем другое отношение у Эдиге было к Тимуру и его потомкам, Абу Бекру б Мираншаху и Шахруху Мы уже видели выше, что он рекомендовался перед последним как его «раб и слуга», а позднее вы­дал дочь за сына Шахруха, Мухаммед-Джуки (Самарканди 1969, с 157, Сафаргалиев 1960, с 187)

Эдиге самостоятельно сносился с иностранными государями, но это служило скорее показателем его всевластия в Золотой Орде, чем аргументом в пользу автономии Мангытского юрта того времени Ведь, несмотря на тарханные льготы и фактическую независимость от бессильных ханов, район обитания мангытов формально продолжал входить в Улус Джучи и причислялся к его левому крылу (Кок-Орде)

Беклербек не смог удержать власть После ссоры с одним из своих ставленников, проживания в Хорезме и скитаний по восточным сте­пям он в 1419 г в районе Сарайчука подвергся нападению войска хана Кадыр-Берди б Тохтамыша и погиб¹³ Но его прошлое могущество имело решающее значение для формирования особого статуса мангы­тов в татарских ханствах XV-XVI вв