Главная » Статьи » История

Эдиге во главе левого крыла ч.1

Эдиге во главе левого крыла ч.1

Вторник, 24 Ноя 2009

Эдиге стал практиковать возведе­ние марионеточных ханов и постоянно находился у них в должности беклербека. В нашу задачу не входит освещение его деятельности в этой должности, тем более что она подробно отражена во многих исследованиях. Нас интересует его влияние на дальнейшую судьбу будущих ногаев. Каракалпакский дастан рассказывает, что после ухо­да Тимура из разгромленной Золотой Орды восвояси Эдиге решил воспользоваться ослаблением разбитого Тохтамыша и продиктовал ему условия раздела сфер влияния: «Отказавшись от незаселенных земель по одной стороне Волги, ты отдай их в мое распоряжение; а кроме того, ты не требуй подати с лиц, ко мне приходящих, а равно и с нищих, вдов и сирот» Хан согласился и подписал договор, кото­рый забрал себе Эдиге Узнав, что на левобережье Волги не нужно платить налогов, измученный войнами народ потянулся во владения беклербека, и вскоре число подданных Тохтамыша уменьшилось вше­стеро (Беляев 1917, с 37)5 Со всех сторон сходились туда ордынцы, и, если верить Ибн Арабшаху, юрт Эдиге наполнился «вереницами множеств людей» (Ибн Арабшах 1887, с 61).

По-видимому, хан даровал Эдиге тархан (налоговый иммунитет) и фактически вывел из-под своей юрисдикции Это произошло, очевид­но, в 1396 или 1397 г Именно тогда Эдиге сумел добиться для себя чрезвычайных льгот, а его власть распространилась на все восточные территории Улуса Джучи (отчего и возникла необходимость налажи­вания связей с Мавераннахром)6. Он был заинтересован в увеличении числа подданных и заселении подвластной ему территории. Этим стремлением скорее всего и объяснялся его знаменитый запрет на продажу детей в рабство на чужбину, что сразу было замечено на ра-боторговых рынках Сирии и Египта (Макризи 1884, с. 474)7. Какой-то отголосок экономических мероприятий Эдиге в степях можно, навер­ное, видеть в татарском варианте эпоса о нем: «У Барака, что был знаменит, Я забрал таможенный мыт», — говорит главный персонаж сыну (Идегей 1990, с. 207). Барак б. Куйручак имел улус в восточном Дешт-и Кипчаке и очень усилился в 1420-х годах, а до тех пор смирно кочевал где-то за Яиком и, судя по цитированному дастану, вынужден был пожертвовать своей хозяйственной автономией в пользу могуще­ственного беклербека.

Через четыре года, повествует каракалпакский дастан, мангытская армия под предлогом наказания ханских подданных, похитивших ло­шадей, форсировала Волгу, напала на Тохтамыша и свергла его. Сын Эдиге, Нурадил (Hyp ад-Дин), убил его (Беляев 1917, с. 38, 39)8. Это яркое событие позднее заслонило в памяти народа мирный договор о тарханстве, и ногаи XVII в. считали, будто Эдиге добыл себе По­волжье мечом: «Предки наши, праотец Идигии князь, с Токтамышем князем о Волге воину вели. И Волгу праотец наш Идигии князь у Тахтамыша князя взял войною» (НКС, 1626, д. 2, л. 1599 — грамота 1626 г мирзы Кара Кель-Мухаммеда б. Ураз-Мухаммеда). Русские и восточные хроники не содержат упоминаний о данном соглашении, а Ибн Арабшах представляет отношения двух правителей как череду вооруженных конфликтов (Ибн Арабшах 1887, с, 61, 62). Но сущест­вование подобного разделения власти и территории косвенно под­тверждается еще и территориальными претензиями ногайских мирз к России после завоевания ею Астраханского ханства. В 1562 г. бий Ногайской Орды Исмаил перечислял местности и острова на Волге и ее рукаве Бузане, которые некогда «досталися прародителям моим, великому князю (т.е. беклербеку Эдиге.—ВТ) и Нурадыну мирзе» (НКС, д. 6, л. 56 об-57, 81-81 об.).

Таким образом, в первые же годы самостоятельного правления Эдиге над мангытами границы их Юрта продвинулись к западу, вплотную к Волге. «А отца (т.е. предка.—ВТ) моего юрт был по трем рекам: по Волге да по Яику, да по Емь (Эмбе. —ВТ) реке», — писал Исмаил в 1560 г. (НКС, д. 5, л, 167-167 об.). Видимо, уже в то время наметилось и географическое разделение мангытских крыльев онсол: правое, западное крыло поступило под начало Hyp ад-Дина б. Эдиге, левое располагалось в восточных кочевьях и находилось под формальным главенством самого беклербека. Позднее, когда Ногай­ская Орда полностью оформилась, как раз имя Hyp ад-Дина стало на­рицательным для обозначения правителя и военачальника ее правого крыла (Трепавлов 19936, с. 49).

Распределение компетенции между отцом и сыном также зафикси­ровано в ногайско-русской переписке: «А Волга и Яик — обое то отца (предка.—ВТ) моево юрт, потому что отец мои князь велики (Эдиге. — ВТ) на Яике, а другой отец же мне, Нурадин мирза, — на

а Кадыр Али-бек тоже приписывает убийство Тохтамыша Hvp ад-Дину (Кадыр Али-бек 1В54, с 157). что придает каракалпакскому эпическому рассказу достовер­ность По другим источникам, хан погиб от рук самого Эдиге или хана Шади бека в 1406 г (см Кляшторный. Султанов 1992, с 202, 203)

Указание года после номера архивного фонда означает, что ссылка дается на столбец, который подразделяется на дела

Волге» (НКС, д. 5, л. 129). Интересно, что в отличие от обычно услов­ных межгосударственных рубежей в кочевом мире ногаи помнили детальное расположение удела Hyp ад-Дина в лабиринте проток и островов нижней Волги. В грамотах Исмаила 1562 г. неоднократно упоминаются «которые были места досталися прародителям моим, великому князю (Эдиге. — В Г.) и Нурадыну мирзе: шестьдесят шесть шеломеней до по Бозану реке Караших до Кулеткайыр словет, да Синее море. Те места бывали прародителей моих юрты» (НКС, д. 5, л. 56 об-57). Через два года новый бий, Дин-Ахмед б. Исмаил, просил Ивана IV передать ногаям «Бузан обе стороны, потому что юрт Нура-дын мирзин» (НКС, д. 7, л. 41 об.^Ф2). Похоже, какое-то соглашение хана с беклербеком со скрупулезным разграничением границ влияния по одному из волжских рукавов действительно имело место.

Эдиге во главе ордынской знати. Обширность подвластных ко­чевий и многолюдность Юрта обеспечили Эдиге высокое положение среди аристократии Джучиева улуса. Усиление мангытов в государст­ве и при дворе к тому времени уже давно заставило потесниться дина­стическую знать и допустить в свои ряды верхушку мангытского эля. Одним из признаков этого стали брачные союзы семей Чингисидов с кипчакскими выходцами из-за Волги. Эдиге взял в жены дочь (или сестру) Тохтамыша — Джанике, от-которой родился Hyp ад-Дин (Валиханов 19046, с. 269; Кадыр Али-бек 1854, с. 158)10, и сам позд­нее выдал свою дочь за будущего хана Тимура б. Тимур-Кутлуга, «чтобы этим родством уменьшить недоброжелательные сплетни» (Натанзи 1957, с. 99).

В различных документах можно встретить разные обозначения официальной должности Эдиге: эмир, бек, темник (последнее см.: Самойлович 1918, с. 1112). Принято считать, что он состоял в ранге беклербека (варианты: бек, бий, улуг бек, улу бий), которым наделил его Тимур-Кутлуг, воцарившийся в 1391 г. Об этом говорит Кадыр Али-бек, отмечая, что Тимур-Кутлуг правил в Хаджи-Тархане вместе с Эдиге: «…один был ханом, другой беком» (Кадыр Али-бек 1854, с. 159). Натанзи также пишет, будто после разгрома Тохтамыша Ти­муром «султанское достоинство получил Тимур-Кутлуг, а эмирское Идигу» (Натанзи 1957, с. 98). Должность беклербека сохранялась за мангытским сановником и при преемниках Тимур-Кутлуга. Во вре­мена хана Шадибека б. Кутлуга (1400-1407) он титуловался амир ал-умара (это арабский эквивалент беклербека) (Самарканди 1969, с. 179). Правда, в эпосе сказано, что беклербекство было получено им гораздо раньше — из рук то ли Тохтамыша, то ли Тамерлана

(Валиханов 1968, с. 492; Идегей 1990, с. 109; Мажитов, Султанова 1994, с. 314). Первая версия весьма вероятна, если вспомнить покла­дистость Тохтамыша при отарханивании заволжской территории; вто­рая сомнительна, поскольку Тимур не имел полномочий распределять посты внутри Золотой Орды, да и историки тимуридского круга ни словом не обмолвились о подобном назначении.

Впрочем, арабский историк Шамс ад-Дин ас-Сахави заметил, что Эдиге как глава левого крыла занимал второе место после руководи­теля правого фланга Текины (что, кстати, находилось в полном соот­ветствии с традиционным кочевым раскладом компетенции правите­лей— см.: Трепавлов 1993а, с. 87-91), «но (на самом деле) изве­стность и управление принадлежали Идики» (Сахави 1884, с. 553). Именно в левом, т.е. восточном, крыле, менее пострадавшем от втор­жений Тимура, сохранялось больше ресурсов и сосредоточилось боль­ше народа. Руководящие полномочия Эдиге на восточных землях вы­явились задолго до того времени. Мы видели, что уже из походной ставки Тимура в 1391 г. он послал свой приказ об откочевке ко всем элям левого крыла (что к тому же служит аргументом в пользу обре­тения им беклербекства еще до соправительства с Тимур-Кутлугом). Именно на них он опирался, когда прибирал к рукам управление Зо­лотой Ордой. По Ибн Арабшаху, посадив на престол Тимур-Кутлуга, Эдиге созвал к нему беков левого крыла и предводителей тамошних племен, и те послушно явились (Ибн Арабшах 1887, с. 61).

Восточные авторы единодушны в оценке объема полномочий Эди­ге. Он «самостоятельно распоряжался и управлял» в Джучиевом улу­се, «занимая должность наместника» (хюкумат) (Salmani 1956, р. 83), являлся «истинным властелином страны Дешта, Сарая и Крыма» (Kurat 1940, р. 18), «владыкой Дешт-и Кипчака и страны узбеков11» (Самарканди 1969, с. 139). В источниках подчеркивается, что «дела подданных вершились в соответствии с приказаниями Идику. По своему усмотрению он вручал царствование и лишал его, и никто не смел противиться ему и переступать проведенной им черты» (Ибн Арабшах 1887, с. 62); «один из князей Эдига… обычно назначал и разжаловал царей» (Dlugosz 1876, р. 527); «Едигей князы,, преболши всех князей ординских, иже все царство един держаше и по своей во­ли царя поставляше» (Книга 1913, с. 450; Патриаршая 1897, с. 206; Симеоновская 1913, с. 156). Иоанн Шильтбергер, наслушавшись рас­сказов о нем, даже посчитал, что тот занимает особую должность «делателя королей» и в соответствии со своими полномочиями «назначает и низвергает королей, которые во всем от него зависят» (Шильтбергер 1984, с. 34). Неудивительно, что некоторые средневе­ковые хронисты принимали этого беклербека за полновластного госу-

11 Узбеками в конце XIV – XV в. называли кочевое население левого крыла Улуса Джучи.

даря. На это обратил внимание еще М.Г.Сафаргалиев, заметив, что арабские историки называли его царем (малик) (Сафаргалиев 1960, с. 227; см , например: Айни 1884, с. 531, 532).

Добавим, что в этом с ними были солидарны некоторые османские, армянские и литовские авторы: «Идику-хан», «царь по имени Идик», «Едиг царь» (Девлет-и алиййе 1881, с. 10; Тер-Мкртичян 1985, с. 82; Хроника 1975, с. 76, 80). Концентрированное изложение пределов власти нашего героя содержится у Сахави: «…великий эмир… Идики, распоряжавшийся управлением Сарая и Дешта; султаны при нем но­сили только имя, но не имели никакого значения. Вот почему некото­рые летописцы полагали, что он назывался „государем Дешта”» (Сахави 1884, с. 553).

Русские летописи обычно передают титул верховного эмира как «великий князь» (см., например: История 1903, с. 14, 212; Патриаршая 1897, с. 173; Приселков 1950, с. 468; Софийская 1994, с. 140; Хроно­граф 1911, с. 425), что явно служит буквальным переводом словосоче­тания улуг бек (улу бий). В таком случае Эдиге находился на равной иерархической позиции с московскими и литовскими государями того времени, «Великий князь» ордынский по средневековым понятиям должен был пребывать в отношениях «братства», т.е. статусного рав­ноправия, с великими князьями московским и литовским. Действи­тельно, потомки Эдиге и в конце XV, и в середине XVI в. напоминали российским адресатам о том, что «прадед наш Едигеи князь» с прави­телями Москвы пребывал «в дружбе и братстве» (Посольская 1984, с. 28; Посольские 1995, с. 306).

На самом же деле отношения эти были, очевидно, сложнее. Авто­ритет и могущество Эдиге за годы его беклербекства достигли такой степени, что он стал считаться патриархом ордынской кочевой знати. Относиться к христианским данникам как к ровне уже казалось ему недостойным и неприличным. В 1537 г. ногайские мирзы вспоминали в послании Ивану IV: «Отец (т.е. предок, — ВТ) наш Идиги князь с твоим отцем, с великим князем Иваном,— один был как отец наш, а другой был как сын» (Посольские 1995, с. 203). Конечно, в данную фразу вкралась явная путаница (Иван III взошел на престол через со­рок два года после гибели Эдиге), но норма отношений воссоздана верно. В начале XV в. Эдиге Василия I «любяше… и в сына его имаше себе»; «Едигей же иногда зовый отцем великому князю Василью Дмитриевичу» (Татищев 1965, с. 211, 212). Видимо, такой же подход предлагался беклербеком и литовскому Витовту на переговорах во время баталии на Ворскле 1399 г., когда ордынский вельможа угова­ривал господаря признать себя сыном Эдиге и выплачивать ежегод­ную дань (Патриаршая 1897, с. 173), причем Эдиге обосновывал свое предложение разницей в возрасте («яз есмь стар перед тобою, а ты млад передо мною»). Может быть, преклонные годы улуг бека сказы­вались также и на характере его контактов с соседними государями Во всяком случае, в русских источниках попадается его эпитет «Едегеи Старый» (История 1903, с 14, 212) Можно предположить, что как раз этим объясняется его обращение к великому князю мос­ковскому без всякого титула, «по-семейному» («от Едегея поклон ко Василью» — СГГД, ч 2, с 16), что было характерно только для хан­ских посланий, как верно указал А П Григорьев (Григорьев А 1988, с 66)12

Совсем другое отношение у Эдиге было к Тимуру и его потомкам, Абу Бекру б Мираншаху и Шахруху Мы уже видели выше, что он рекомендовался перед последним как его «раб и слуга», а позднее вы­дал дочь за сына Шахруха, Мухаммед-Джуки (Самарканди 1969, с 157, Сафаргалиев 1960, с 187)

Эдиге самостоятельно сносился с иностранными государями, но это служило скорее показателем его всевластия в Золотой Орде, чем аргументом в пользу автономии Мангытского юрта того времени Ведь, несмотря на тарханные льготы и фактическую независимость от бессильных ханов, район обитания мангытов формально продолжал входить в Улус Джучи и причислялся к его левому крылу (Кок-Орде)

Беклербек не смог удержать власть После ссоры с одним из своих ставленников, проживания в Хорезме и скитаний по восточным сте­пям он в 1419 г в районе Сарайчука подвергся нападению войска хана Кадыр-Берди б Тохтамыша и погиб13 Но его прошлое могущество имело решающее значение для формирования особого статуса мангы­тов в татарских ханствах XV-XVI вв

Эпоха Эдиге

Вторник, 24 Ноя 2009

kulНачало истории Юрта. Историческая память ногаев фиксирует начало истории Мангытского юрта (Ногайской Орды) от Эдиге. В Ро­дословцах XVII в., составленных в Москве со слов ногайских инфор­маторов, «Магнит Едигеи князь» трактуется как «начало Орде Нагаи-скои» (Родословная 1851, с. 130; PC, on. 1, д. 84, л. 52). Бий Юсуф в середине XVI в. вспоминал эпоху Эдиге как «началные дни» (По­сольские 1995, с. 306).

Средневековые историки тоже отсчитывали историю самостоя­тельного политического существования ногаев от эпохи Эдиге. Абу-л-Гази видел в образовании Мангытского юрта переход власти от дома Бату к мангытам (Кононов 1958, с. 44), а младшие современники Абу-л-Гази, составители родословной князей Юсуповых 1654 г., отразили те события следующим образом: «Взял Эдиги бек взятьем Джанбека царя юрт и учинился на ево месте государем» (Юс, on. 1, д. 1, л. 1), т.е. почти чере^ триста лет после рассматриваемых событий усиление Эдиге и его Юрта также выглядело как отнятие власти у дома Бату, у хана Джанибека. Думаю, что в последней фигуре могли смешать­ся отголоски воспоминаний о золотоордынских ханах Джанибеке б Узбеке (правил в 1342-1357 гг.)1 и упоминавшемся выше Азиз-Джанибеке (1365-1366). И.Л.Щеглов слышал народное повествова­ние, сообщавшее, будто Эдиге собрал под свою власть «заяицкие орды», которые были охвачены смутой после ханов Озиза и Омурата (Щеглов 1910, с. 66).

Откочевка племен левого крыла по приказу Эдиге в конце XIV в. настолько укоренилась в историографической традиции, что прибли­зительная дата этого события (1391 г.) стала чуть ли не официальной. Осенью 1991 г. в Ногайском районе Дагестана торжественно отмечал­ся «юбилей» Ногайской Орды (см., например: Акиев 1991). Мнение о том, будто Эдиге основал Ногайскую Орду, очень распространено и популярно среди современных ногайцев (см. об этом также: Кореняко 1996, с. 31). Немало исследователей придерживаются такой же точки зрения, считая, что после разрыва с Тимуром глава мангытов обосо­бился от Золотой Орды и образовал самостоятельное владение (см., например: Гумилев 1989, с. 673; Кужелева 1960, с. 392; Сафаргалиев 1938, с. 35; Sokol 1981, p. 36)2. Другие авторы подходят осторожнее. Так, М.Г.Сафаргалиев, со временем разобравшись в вопросе, уже не утверждал, будто Эдиге в 1390-х годах основал Ногайскую Орду, а считал, что он лишь объявил себя князем Мангытского юрта, на базе которого позднее организовалась Ногайская Орда (Сафаргалиев 1960, с. 158; см. также: Федоров-Давыдов 1973, с. 165).

Я солидарен с мнением (см., например: АбилеевА., Абилеев Е. 1991, с. 9; Егоров 1993, с. 32), что первоначально яицко-эмбинский ареал обитания восточных кипчаков, в том числе мангытов, являлся составной частью Золотой Орды, автономным образованием внутри Улуса Джучи, а сам Эдиге был вовсе не основателем суверенной степ­ной ногайской державы, а лишь родоначальником мангытского пра­вящего дома. В самом деле, незаметно каких-либо признаков неза­висимости мангытских кочевий в окружении джучидских улусов, но определенная автономия просматривается. Я.Пеленский, по-видимому, резонно предположил, что упоминаемая под 1399 г. в Никоновской летописи и Хронографе 1512 г. «Заяицкая Орда» могла обозначать Мангытский юрт — «политическую организацию ак-мангытов», — который действительно находился за Яиком и обрел большую само­стоятельность как раз в то время (Pelensky 1974, р 160).

П.П.Иванов правильно отметил, что хотя в информации Ибн Араб-шаха приказ Эдиге об откочевке адресован ко всем племенам левого крыла, все-таки в первую очередь он должен был быть обращен к его родному элю, к мангытам (Иванов 1935, с. 25). Надо полагать, не только мангыты стремились отойти подальше от Нижнего Поволжья, Северного Причерноморья и Северного Кавказа, охваченных смутами. Поэтому можно предположить изначальное проживание в Мангыт-ском юрте и других элей

Но именно мангыты оказались костяком нового образования — как в силу авторитета своего бека, так и по причине многочисленности.

О последней говорят многие документы, К примеру, «Казанский ле­тописец» (середина 1560-х годов) сообщает, будто из тридцати (по другим спискам, семидесяти) сыновей Эдиге только у одного младше­го сына находилась под началом десятитысячная армия. «Того же ра­ди, — заключает анонимный автор, — прозвашася мангиты силныя, тем и покорятися царю (те. хану. — ВТ) не восхотеша и на Орду Болшую дерзнуша» (История 1903, с. 15, 203)3 Абсолютно аналогич­ная причина усиления Эдиге приводится в османской хронике, фраг­менты которой перевел А.Ф.Негри: «Возвысился над ханами по при­чине многочисленности народа своего и поколения Идику, один из… могущественнейших членов поколения мангут» (Негри 1844, с. 383). Клавихо оценивал силы орды «Едигуя» в двести тысяч всадников (Клавихо 1990, с. 144). Вдали от грозного Тимура племена левого крыла под властью Эдиге смогли оправиться от последствий внутрен­них усобиц и вражеских нашествий и вскоре стали мощной опорой своему предводителю. О поддержке его племенами Ибн Арабшах пи­шет: Эдиге «возвел в столице хана, созвал к нему начальников левого крыла и предводителей его (крыла.—ВТ) племен. Они повинова­лись и явились к нему, поскольку превосходили силой остальных и не опасались дурного от джагатаев» (т е. от Тимура) (Ибн Арабшах 1887, с. 61).

Тем не менее в народной памяти твердо отложилось, что Эдиге первым провозгласил себя бием именно над ногаями (Небольсин 1852, с. 54) О конституировании Юрта уже в эпоху Эдиге говорит такая принципиальная деталь. Несмотря на наличие традиционных джучид-ских крыльев, подвластное Эдиге население тоже разделилось на два крыла, подчеркивая этим свое автономное существование. К тако­му выводу подводят слова из грамоты ногайского мирзы Динбая б. Исмаила, доставленной в Москву в августе 1578 г.: «А прадеда на­шего Едигея князя карачеи (т.е. подданные.—ВТ), а словут онсол (т.е. правое и левое крыло. — В Г), и многово улуса люди» (НКС, д. 8, л. 240). Сила и организованность нового Юрта были таковы, что он стал прибежищем для мангытов, рассеянных по всему Дешт-и Кипчаку.

Наиболее ярким показателем этого является присутствие там упо­мянутого выше Исы. Бывший беклербек хана Тохтамыша тоже пере­селился за Волгу и фактически подчинился своему младшему брату, Эдиге, сохраняя свой высочайший ранг при хане Пуладе (1409-1411), ставленнике Эдиге. В 1409-10 г. Пулад, Эдиге и Иса направили совме­стное посольство к Шахруху б. Тимуру в Герат. В повествовании Абд ар-Раззака Самарканди об этом посольстве оба, Эдиге и Иса, названы «владыками Дешт-и Кипчака и страны узбеков» (Самарканди 1969, с. 139). Шахрух направил ответную миссию, а через год в столицу Хорасана прибыл уже сам Эдиге. Преемник Тимура отнесся к гостю с севера весьма благосклонно; к тому же тот заявил, что является «рабом и слугой государя (Шахруха. — В. Г.), готовым исполнить все, что ему заблагорассудится повелеть» (Самарканди 1969, с. 152, 157). Еще раньше, в 1398 и 1400 гг., предводитель мангытов присылал при­мирительные предложения к самому Тимуру (Гийас ад-Дин 1958, с. 69; Йазди 1972, с. 623, 935; Sami 1937, p. 171)4. Думаю, активизация отношений с Мавераннахром была вызвана стремлением обезопасить от будущих вторжений с юга не только Улус Джучи, но и непосред­ственно новый Мангытский юрт, границы которого постепенно при­ближались к владениям Тимура и Тимуридов.

Основная территория кочевания мангытов, т.е. собственно их Юрт, находилась к востоку от Яика. Расхожим летописным русским эпите­том «Едигея князя» был «заяицкий» (История 1903, с. 14, 212; Сказа­ние 1959, с. 29; см, также: Лызлов 1787, с, 63). М.Г.Сафаргалиев про­извел следующий предварительный расчет: в 1411 г. Эдиге, поссо­рившись с ханом Тимуром б. Тимур-Кутлугом, уехал сперва в Хорезм, а затем в свой улус, располагавшийся в десяти днях пути от Хорезма; англичанин Э.Дженкинсон отмечал, что от Хорезма до ногайской столицы Сарайчука расстояние в десять дней; стало быть, улус Эдиге находился в районе Яика, у города Сарайчука (Сафаргалиев 1960, с. 187). Привязка кочевой экономики к рекам позволяет наметить пре­делы Мангытского юрта в тот период междуречьем Яика и Эмбы. Резиденцией главы Юрта, естественно, должен был стать Сарайчук — единственный крупный ордынский город в тех местах (возможно, он даже не был разрушен Тимуром). Каракалпакский вариант дастана «Эдиге» передает слова Едигеева сына Hyp ад-Дина: «Пропал у меня каурый жеребец… Он из-за Волги и Яика, С черных песков Нура, Из местности народа ногайского» (Беляев 1917, с. 28). Таким образом, предки ногаев считали своей «местностью» стели за Яиком.


Источник http://www.nogay-orda.ru

Категория: История | Добавил: BAD_BOY25 (17 Марта 2010)
Просмотров: 1699
Всего комментариев: 0
ComForm">
avatar