Малая Ногайская Орда. Очерк истории. 2 - Все о Ногайской орде - Каталог статей

Малая Ногайская Орда. Очерк истории. 2

Баран-Гази опирался, разумеется, на собственный клан Шейдяковых. Он пытался упрочить свою власть, добиваясь покорности от прочих мирз. Вознамерившись в очередной раз договориться с московским царем, он, по словам его послов в Астрахани в ноябре 1604 г., ручался только за свое "родство”, но обещал также привести к шерти потомков Урака и Мамая. А если-де те откажутся, то бий с Шейдяковыми начнет против них войну [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1604 г., д. 3, л. 140, 141]. При таких отношениях раскол был неминуем. И действительно, вскоре пришли вести, что у Малых Ногаев разразилась "рознь великая”. За какую-то провинность бий велел казнить одного из мирз [Акты, 1918, с. 89, 90, 112, 113]. Развитие этого конфликта неизвестно, так как состояние ослабленных и раздробленных казыевцев в то время интересовало кремлевских политиков мало и, главным образом, в связи с делами Большой Орды. В 1610-х годах бий Иштерек разорвал отношения с Москвой, перебрался на Крымскую сторону и стал кочевать вместе с Малыми Ногаями. При всей своей бедности и политической слабости Иштерек обладал неоспоримо более высоким рангом перед прочими мангытами. Это признавал и бий Баран-Гази. Документы 1613–1614 гг. показывают, что знать Больших Ногаев на новых землях обладала статусным преимуществом. Фактически Иштерек стал правителем обеих Орд. – "У обеих улусов – у всех Болших Нагаи и у Казыева улуса – один Иштерек князь”; "а Казыев улус, Барангазы князь – с Иштереком же, а владеют ими Иштерек и мурзы и татаровя так, что холопи своими” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1613, д. 4, л. 14–15; д. 5, л. 240]. Подобное поведение заволжских переселенцев тяготило казыевцев. До Астрахани стали доноситься слухи, будто Баран-Гази с Иштереком "не в миру” и отказывается участвовать в его военных авантюрах против России [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1616 г., д. 1, л. 18]. Наконец произошел естественный разрыв. В начале 1615 г. наблюдатели уже отмечали, что "Казыев... улус кочюет себе опроче Иштерека князя, а ныне... с казыевцы иштерековых нагаи нет никого” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1615 г., д. 1, л. 13]. Кратковременное правление Иштерека на Крымской стороне показало ничтожество власти казыевского бия. Все малоногайские мирзы обращались в Москву уже только от своего имени, минуя своего номинального лидера. При этом подчеркивалось равноправие их кланов: "И нас три родства, и все бы нас тебе (царю Михаилу Федоровичу. – В.Т.) жаловать ровно: Шеидякова родства болшеи Касаи мурза; другова, Мамаева, родства болшеи – Аиса мурза боготур; третьева родства, Уракова родства, – Карашаи м[урза]” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1615 г., д. 6, л. 50] /18/. Мирзы подчеркивали, что владения Касима (Касая) и Ураковых наиболее "мурзами и улусами своими силны, те родства улусы своими могут добро и худо” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1615 г., д. 6, л. 52–53]. Различные информаторы тоже доносили о Касиме и Али б. Хорошае как о самых сильных и влиятельных в Малой Орде, и из Москвы шли грамоты, адресованные "Барангазыю князю да Касаю мурзе, да Алею мурзе з братьею и з детми, и с племянники”. Сам Касим б. Ислам фактически возглавил клан своего деда Саид-Ахмеда, оттеснив бия, и хвастался: "А над старыми и над молодыми мурзами болшеи я, Касаи мурза, и в людех болшеи я, и владею всеми я!” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1613 г., д. 4, л. 15; 1615 г., д. 5, л. 3; д. 6, л. 48]. Вожди трех "родств” самостоятельно сносились и с Бахчисараем, и с Терками, а аналогичные инициативы Баран-Гази отвергали. Когда они захотели было воевать Больших Ногаев, бий попробовал возразить и воспрепятствовать, после чего Ураковы и Мамаевы вступили с ним в "недружбу и рознь” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1617 г., д. 1, л. 14, 16; 1619 г., д. 2, л. 242, 243; 1620 г., д. 1, л. 80]. Казыевскую аристократию перестал устраивать бездарный и безвольный правитель, и, наряду с третированием его, она подумывала о другой кандидатуре на его место; в частности, существовали планы пригласить из-за Волги на "княжение” воинственного Джан-Арслана б. Уруса [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1615 г., д. 7, л. 22]. Все эти неурядицы происходили на фоне углублявшегося экономического кризиса. Постоянные войны полностью расстроили кочевое хозяйство. "А у нас запасов нет, и лошеди либивы (т. е. измождены. – В.Т.), и нам долго терпети не уметь”, – жаловались казыевцы царю. "А Казыева улуса мурзы – люди бедные, наги и голодни; тем добываютца и кормятца, что в воину ходят”, – вторил их гонец в Астрахани. Мирзы просили московского государя позволить им обосноваться на Дону, где у них постепенно формировалось зимовье. Оно подвергалось постоянным нападениям казаков, которых ногаи слезно упрашивали "свести” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1615 г., д. 6, л. 46, 52]. К началу 1620-х годов уже можно явно определить автономное существование улуса Касима. Туда едет Баран-Гази "для мирного договору” с Касимом; "Касаев улус Казыевых детеи” упоминает Иштерек при описании своих поисков некоего пропавшего ногайца [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1616 г., д. 2, л. 1; 1620 г., д. 1, л. 79, 80]. В мае 1622 г. астраханским воеводам рапортовал стрелец о планах донцов идти на Казыев улус – "а на которои... Казыев улус, того... он не ведает” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1622 г., д. 1, л. 5]. Улусов в Малой Орде действительно стало несколько. Коллизии отношений с Большими Ногаями прошли несколько стадий. Поначалу Иштерек после своего "вокняжения” в 1600 г. был настроен резко против всяких контактов. Тем более что его главный антагонист Джан-Арслан б. Урус сумел найти общий язык с казыевцами. Во время обсуждения политики по отношению к ним в астраханской воеводской канцелярии в ноябре 1604 г. Джан-Арслан выступал за мирные переговоры, а бий – исключительно за военные действия, обосновывая это вероломством врагов. Он рассказывал о коварстве и безжалостности Баран-Гази, который поссорился с русскими, не пощадив собственного сына-заложника (аманата), обманул Иштерека в своих якобы пророссийских настроениях, когда тот в конце 1590-х годов приезжал в Малую Орду, а затем забрасывал его предложениями переметнуться к Крыму. Глава Больших Ногаев делал однозначный вывод: переговоры с Малыми Ногаями бесполезны из-за ненадежности их; единственный способ воздействия – двинуть на них царскую рать "с вогненым боем... хоти с 500 человек” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1604 г., д. 3, л. 133–150; Акты, 1918, с. 122–128]. Однако судьба распорядилась так, что Иштереку пришлось не только изменить отношение к северокавказскому Юрту, но и искать там пристанище во время откочевки на Крымскую сторону в 1614 г. Как уже говорилось выше, он обрел там поначалу всеобщие почитание и послушание, но уже через год вынужден был оставить Казыев улус. Вероятно, это произошло без открытой ссоры, так как в дальнейшем Иштерек сосватал дочь за мирзу Аллакуввата б. Азамата Уракова [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1615 г., д. 4, л. 9] и убедил мирз присоединиться к его просьбам освободить из астраханского заклада его родичей. Айса Мамаев, в частности, написал подобное прошение к царю, объяснив это тем, что "Иштерек князь нам, Казыеву улусу, силен” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1615 г., д. 6, л. 3, 4]. Москва отказала наотрез. Только что возобновился выгодный для нее разрыв между Большими и Малыми Ногаями после их опасного союза – и вот опять появились признаки солидарности Орд. Тем более что гонцы доносили, что Орды теперь "меж себя... мирны” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1615 г., д. 3, л. 9–10]. Послам из Казыева улуса и эмиссарам, направляемым туда, внушали в Посольском приказе мысль: "Иштерек князь и все мурзы Болших Нагаи вам недруги давные, а вы от них говорите!”; к тому же в Москве, дескать, находится сейчас иштереков посол с предложением совместного нападения на Малую Орду (это было правдой: бий решил вернуться под царское покровительство и планировал делом доказать свою преданность государю – наказать разорителей "украин”). В ставку же Иштерека дали знать, что казыевцы просят у Михаила Федоровича войско против него [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1615 г., д. 4, л. 7, 23; д. 6, л. 20; 1616 г., д. 2, л. 10; 1617 г., д. 3, л. 10]. Таким образом, Кремль использовал любые средства для внесения раскола в единый ногайский фронт. И в августе 1616 г. в русской столице с удовлетворением узнали, что "Барангазы князь с Ыштереком князем не в миру”, что лидер Казыева улуса отказался от совместного в Большими Ногаями похода на "украйны” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1616 г., д. 1, л. 18]. Характер контактов Малых Ногаев с Москвой определялся динамикой ее отношений с ногаями заволжскими и с Крымом. В начале XVII в. казыевцы уже не расценивались русским правительством как значительная политическая сила. Те со своей стороны опасались угодить в сферу российской гегемонии, и неоднократные их декларации о подчинении великому государю носили тактический, конъюнктурный характер. Даже заключение шертных соглашений и выдача аманатов в Астрахань и Терки /19/ оказывались малодейственными для сохранения лояльности малоногайских мирз к России. Судя по всему, такая политика казыевцев была попыткой сохранить самостоятельность в окружении могущественных соседей. Они пытались не ссориться ни с кем и никому не подчиняться. Единственной насущной необходимостью было добиться от Москвы освобождения Дона от казаков, но эта цель была абсолютно иллюзорной. Прочного мира с Россией добиться не удавалось и из-за регулярных набегов на южнорусские провинции. Кремль, со своей стороны, считал непременным удерживать Малых Ногаев посредством шертных обязательств от вторжений, и к этой цели, собственно, сводилась русская дипломатия по отношению к ним. Удавалось это довольно редко, и параллельно правительство то и дело организовывало походы горцев и заволжских ногаев на Казыев улус. Лишь в конце 1610-х годов почти все мангытские аристократы Малой Орды проявили удивительную солидарность, поклявшись в шарт-наме не воевать с Россией. Этот шаг был вызван конфликтом с Бахчисараем, и посольские дьяки понимали его вынужденность: "Казыева улуса Барангазый князь и мурзы все... под великих государей наших рукою в их государском повеленье; толко на своей правде мало стоят, потому что отдаленно живут, близко Азова – турскова города. И коли им бывает теснота от турского, и они туда передаютца... И ныне с турским и с крымским ссорились, с крымским Шагин Гиреем царевичем. И крымской царь посылал на них брата своего калгу Девлет Гирея царевича с ратными людми, и в Казыеве улусе Касай мурзу и иных мурз воевал и разорил. И они, видя себе от крымского царя разоренье, прибежали под царского величества отчину под Астарахань, а иные под Терек, и били челом царского величества... воеводам, чтоб царского величества воеводы... от крымского остерегали и закл[ады дали?] в Астарахань и в Терской город” (наказ послу в Бухару в июне 1620 г.) [Сборник, 1879, с. 436–437]. Тогда же, в феврале 1620 г., к терскому воеводе Н.Д. Вельяминову прибыл посол из Шемахи, который подтвердил, что крымский хан собирается идти на казыевцев в отместку за их дружбу с Шахин-Гиреем, "хочет Малои Ногай разорить весь”, отчего "Малый Ногай” и шертовал московскому царю [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1619 г., д. 2, л. 252, 255]. У крымского монарха в самом деле были причины затаить злобу на мирз – в малоногайских кочевьях нашел приют царевич-эмигрант Шахин-Гирей, считавший себя обойденным в престолонаследии. Он сумел убедить предводителей главных кланов тоже занять антикрымскую и антиосманскую позицию, ссылаясь на свои связи с иранским шахом Аббасом. Однажды казыевская армия по наущению этого авантюриста даже погромила турецко-крымскую рать Сайдар-паши [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1619 г., д. 1, л. 55, 56]. В Бахчисарае и Москве пристально следили за этим странным альянсом. Посольский приказ предписывал терскому воеводе удерживать Шахин-Гирея от опрометчивых поступков, которые могли бы повредить русско-иранским отношениям; "а будет Шангиреи царевич с Меншими Нагаи поссоритца и бои учинит, и ты б им битца не мешал” – равно как надлежит препятствовать и его ссылкам с Большой Ногайской Ордой, поскольку "нашему делу прибылнее, чтоб Болшие Нагаи с Меншими Нагаи были в розни, а не в миру” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1619 г., д. 1, л. 60–62]. Крымский же двор не ограничивался перепиской; для него интриги Шахин-Гирея были гораздо актуальнее. Весной 1619 г. хан Джанибек-Гирей послал свою армию на Кавказ. Царевич сразу уехал в шамхальство ("в Кумыки”), а казыевцы подверглись жестокому разгрому. "И от тое от великие воины Касаи мурза с невеликими людми побежал под горы” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1619 г., д. 1, л. 241, 245, 246; 1620 г., д. 1, л. 77, 78]. Это поражение имело следствиями, во-первых, решение искать (временного!) покровительства у России; во-вторых, "рознь” между Баран-Гази и ведущими мирзами, о чем мы уже рассказывали. Вскоре после описанных событий в руки русских властей случайно попала грамота Джанибек-Гирея к Касиму, в которой хан убеждал мирзу помириться с Крымом и воевать с Шахин-Гиреем, укрывшимся у кумыков [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1619 г., д. 2, л. 239] /20/. Отношения Малых Ногаев с турецкими властями в первом двадцатилетии XVII в. стали намного теснее. Передвинувшись под ударами Больших Ногаев к турецкому Азову, они были вынуждены добиваться у его наместника разрешения кочевать в окрестностях крепости и приезжать на азовские базары. Естественно, с османской стороны последовало требование гарантий верности падишаху. Такие заверения, судя по всему, были даны, и в Юрт пошло соответствующее вознаграждение из Стамбула. В декабре 1614 г. эти обстоятельства вспоминали составители наказа для русского посла в Речь Посполиту: во время русской Смуты Баран-Гази и его соотечественники "поотстали были от Московского государства и пристали были к турскому салтану, и у турсково алафу (т. е. жалованье. – В.Т.) имали”. С воцарением же Михаила Романова они "от турскова отстали” и прислали в Москву поздравления новому монарху, заявив о своей готовности находиться под его рукой [Памятники, 1913, с. 529, 530]. Свое кратковременное пребывание под эгидой султана Айса Мамаев трактовал как дело прошлого уже весной 1615 г.: "Крестьянских великих государеи Бог создал, и мусулманского турского царя не Бог же ли создал? А мы турского царя не холопи ли были?” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1615 г., д. 6, л. 1]. Тем не менее намерение дружить с новым московским самодержцем не означало разрыва с Портой. Глава мира ислама при любых обстоятельствах оставался в глазах ногаев самым высокопоставленным государем, да и Азов слишком много значил для ослабленной экономики Малой Орды. Мирзы объявляли о своей решимости направить клинки на любого недруга Михаила Федоровича, в том числе и на крымского хана, – "кроме турскова царя, а мы холопи турскова царя” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1615 г., д. 6, л. 7]. Холопство в данном случае означало не подданство, а преклонение перед авторитетом и номинальную готовность следовать указаниям султана. Отношения Малой Ногайской Орды с горцами, по сравнению с предыдущим десятилетием, еще более ослабли. В документах 1600–1610-х годов сохранились единичные упоминания о том, например, что сын Касимова аталыка-воспитателя находится в заложниках у какого-то кабардинского князя [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1615 г., д. 5, л. 18]. В начале 1615 г., когда казыевские отряды в очередной раз двинулись на Русь и уже стояли на Оке под Серпуховом, на их обезлюдевшие, беззащитные становища напали "черкасы” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1615 г., д. 3, л. 10] – видимо, по наущению южных воевод, постоянно отслеживавших агрессивные поползновения мирз. Малые Ногаи в 1620–1630-х годах В источниках, отразивших события третьего десятилетия XVII в., имя бия Баран-Гази уже не встречается. Место главы Малой Орды занял его племянник Касим б. Ислам б. Саид-Ахмед (т. е. Шейдяков). Сам он в грамоте от 24 сентября 1636 г. датировал свое "вокняжение” приблизительно 1621 г., а принятие под управление отцовских улусов – 1616 г. ("учинился я... на государстве тому лет с пятнатцать и з дватцать лет”) [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1636 г., д. 1, л. 108]. В материалах Посольского приказа за 1620-е годы. Касим впервые назван не мирзой, а князем в конце 1625 г. [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1625 г., д. 1, л. 53]. Под его началом формально находились три ведущих клана – Ураковы, Мамаевы и Шейдяковы. Но в реальности новый бий, как и его предшественник, имел в распоряжении только улусы последних. Прочие же два рода держались независимо, и уже едва ли было возможно вернуть их под власть общего правителя. В начале 1620-х годов Ураковы и Мамаевы кочевали вместе, поодаль от улусов Касима и его родичей; астраханские воеводы сообщали, что с Касимом они "в недружбе” [Акты, 1890, с. 211; РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1623 г., д. 1, л. 6, 7, 10; 1627 г., д. 1, л. 425, 426; 1628 г., д. 2, л. 58]. Но угроза набегов донцов и Больших Ногаев, которых становилось все больше на Крымской стороне Волги, а также сложные отношения с Гиреями заставляли казыевцев иногда объединять улусы. Время от времени создавалось впечатление, будто они пребывают "в дружбе и в совете”, поскольку кочуют вместе. Но более внимательное знакомство с ситуацией приводило информаторов к выводу, что между тремя родами "дружбы нет, а воины нет же”. Касим помнил свои прежние распри с Ураковыми и Мамаевыми ("ему те мурзы старые недруги”) и не прочь был внезапно расправиться с ними. Тем более что он был "улусными людми... Уракова и Мамаева родства силнее и люднея”. А те, в свою очередь, не доверяли своему бию и ссылались с Астраханью, "утаясь от Касая князя” и отказываясь посвящать его в подробности переписки с воеводами [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1626 г., д. 1, л. 12; 1627 г., д. 1, л. 265]. В каждом "родстве” выделялись, если следовать формулировкам той эпохи, "лучшие”, "середние”, "молодые” и безулусные мирзы. При этом формального разделения Юрта не существовало, но уже образовались "половины” или "стороны”, т. е. группировки аристократов, возглавляемых признанным лидером (например, "Кармыш мурзина сторона” внутри "половины” Шейдяковых). В "Шейдяковом родстве” предводительствовали бий Касим, его дети и Кармыш б. Баран-Гази; в Ураковом – Али б. Хорошай с братьями; в Мамаевом – Бий б. Ахмед с сыновьями [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1627 г., д. 2, л. 34–36; 1628 г., д. 2, л. 67–69]. Конец 1620-х годов был ознаменован решительным разрывом Али Уракова со своей Ордой. Улусы Ураковых (более трех тысяч человек) переправились через Дон и пошли к Азову. Бий Мамаев решил сперва, напротив, сблизиться с бием, но затем присоединился к Али. "Я с Касаем князем в недружбе стал, а с Казыевым улусом розстался”, – делился новостями с царем Михаилом Федоровичем вождь Ураковых, отмечая при этом также свою "недружбу” с крымским ханом и с запорожцами. О том же писал и Бий Мамаев. Дружным отказом встретили они призыв бия выступить совместно против польско-литовского короля по призыву Джанибек-Гирея. Судя по всему, "лучшие мирзы” решили добиться полной независимости, так как отвергали подданство кому бы то ни было и лишь заявляли о своей номинальной верности шертным обязательствам, данным далекой Москве [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1627 г., д. 3, л. 68; 1628 г., 2, л. 298; 1629 г., д. 1, л. 85, 313, 314; 1630 г., д. 1, л. 56–68, 74]. Правда, в 1632 г. вновь отмечен эпизод совместного кочевания Али и Бия с Касимом [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1632 г., д. 1, л. 347], но это было не более чем очередным конъюнктурным и неискренним соединением улусов в условиях горских набегов и угрозы крымского нашествия из-за поддержки Малыми Ногаями Шахин-Гирея. Попытки Касима собрать родичей на примирительный съезд не достигли цели. Многие влиятельные вельможи, и прежде всего предводители кланов, не захотели участвовать в нем, игнорируя уговоры бия [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1632 г., д. 1, л. 143, 144, 157, 158]. В 1636 г. Ураковы и Мамаевы двинулись в Крымский юрт, предпочтя наконец опасному автономному существованию в прикубанских и приазовских степях подданство хану. "Лучшие мирзы” заключили с Джанибек-Гиреем шарт-наме [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1636 г., д. 1, л. 109; д. 2, л. 25; 1638 г., д. 4, л. 27]. Следовательно, к концу 1630-х годов четко определились две группы Малых Ногаев, разделенных территориально и политически, или две "половины” – Касаева и Урак-Мамаева ("Урак Мамаева половина” или просто "Уракова”, "Урак Мамаево родство”, "Урак Мамай мурзины дети”) (см., например: [Кабардино-русские, 1957, с. 237, 264; РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1637 г., д. 1, л. 6; 1638 г. д. 1, л. 65; 1639 г., д. 1, л. 103, 126]). Большие Ногаи уже не могли воспользоваться расколом среди давних противников, потому что сами вступили в стадию полного хаоса. Многие их мирзы не изменили враждебного отношения к казыевцам, но не имели сил ни отбивать их налеты, ни предпринимать ответные атаки. Лишь вместе с русскими ратями отваживались они выступать против Малой Орды. Правительство в 1633 г. организовало поход против нее за нападения на "украйны” и на кочевья союзных Больших Ногаев. После того, как основная масса заволжских номадов в конце 1633 – начале 1634 гг. перебралась на Крымскую сторону и рассеялась по причерноморским степям, началось смешение ногаев обоих ногайских Юртов. Взаимная агрессивность их по отношению друг к другу исчезла. Бий Касим заявлял о своем желании кочевать вместе с кековатом /21/ Джан-Мухаммедом, потому что "вера наша одна, и житье наше кочевное” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1636 г., д. 2, л. 27] /22/. За всеми этими перипетиями тщательно следили из Бахчисарая. На вторую половину 1620-х годов приходится очередное обострение династических раздоров среди Гиреев. Хан Мухаммед-Гирей III в 1625 г. выступил в поход на иранский Дагестан. Вместе с крымской армией отправилась конница малоногайского бия Касима под командованием его сына, а также улусники Али Уракова, который уже несколько лет жил в Крыму. Шахин-Гирей, переждав эту войну во владениях шамхала, решил прекратить скитания и вернуться на родину, а хан, узнав об этом, обещал сделать его наследником-калгой. Перед своим уходом с Кавказа Мухаммед-Гирей обмолвился, что неплохо было бы поставить на Куме форпост с гарнизоном. За эту идею ухватился Касим, намеревавшийся использовать будущую крепость для укрытия от вторжений воевод и горцев. О том же он просил и Шахин-Гирея, который уже утвердился в планах отъезда в Крым. Если же, дескать, с возведением городка ничего не получится, то бий просил царевича взять его с собой в Крым со всеми улусами [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1625 г., д. 1, л. 4, 8; 1626 г., 1, л. 77]. Узнав о примирении хана с мятежным царевичем, казыевские мирзы уже не гнушались подчиняться приказам последнего – в частности, снаряжать набеги на Русь по его повеленью [Акты, 1890, с. 203]. Малейший знак внимания от таврического двора теперь чрезвычайно ценился ими. Например, в апреле 1627 г. Касим нехотя (хотя и "чесно” приняв) вел переговоры с астраханским гонцом, откладывая решение поднятых тем вопросов до съезда всех мирз. Но как только из Крыма донеслись вести о выступлении Мухаммед-Гирея на "бесленеевских черкас”, он сразу снялся с места и со всеми подданными двинулся на соединение с крымской армией, проявив неожиданную расторопность и активность [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1627 г., д. 1, л. 103–107]. Через год бий столь же резво покочевал в сторону Крыма, едва получив оттуда "ларчик золотых да сто кобыл, да питья телегу”. На упреки приближенных мирз Касим откровенно заявил, что "коли... ему крымскои Мамбет Гиреи царь столко много своего жалованья прислал, и ему... как его жалованья не принять и к нему не ехать?” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1628 г., д. 1, л. 286, 287]. "Родства” Мамаевых и Ураковых со временем перевели свои улусы на территорию Крымского юрта и в основном пребывали уже в орбите политики Гиреев. Когда новый хан Джанибек-Гирей вытеснил с полуострова Мухаммед-Гирея с калгой Шахин-Гиреем, лидеры кланов Али Ураков и Бий Мамаев приняли сторону последних, но в баталиях потерпели поражение и отступили к Кубани. Касим, тоже боясь мести за поддержку свергнутого монарха, откочевал поближе к Астрахани и с легкостью (как всегда) объявил о желании находиться "под царского величества высокою рукою” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1628 г., д. 2, л. 294, 301, 302]. Укрепившись у власти, Джанибек-Гирей вознамерился расквитаться с Малыми Ногаями за пособничество его соперникам. В сентябре 1629 г. на восток двинулось воинство Юрта во главе с ханским сыном Мубарек-Гиреем. Беззащитные перед этой армадой, казыевцы тут же признали "ошибочность” своей прежней политической ориентации и поклялись на Коране в "послушаньи” хану; дальше, на черкесов, Мубарек-Гирей отправился уже в сопровождении малоногайских мирз с пятитысячным отрядом. Те дали ему "оброк: сто десять аргамаков, шестьдесят панцыреи, сорок шапочек железных, тритцетерь наручи” [РГАДА, ф. 123, оп. 1, д. 23, л. 259 об.–260 об.; ф. 127, оп. 1, 1630 г., д. 1, л. 12, 13]. В конце 1635 г. Али Ураков окончательно перевел свои улусы в Причерноморье и разместился "под Перекопью, а в Крым... для того не идет, что животине кормитца нечем”. Хан официально принял его в подданство [РГАДА, ф. 123, оп. 1, 1636 г., д. 1, л. 6; ф. 127, оп. 1, 1636 г., д. 2, л. 25]. Касим пытался удержать остатки распадающегося Юрта и отчаянно лавировал. То он зимовал в Крыму, то привечал у себя Шахин-Гирея, снова бежавшего в иранские владения на Кавказе. Информаторы доносили, что бий громогласно называет себя "холопом крымского царя и во всяких речех возвышает крымского ж царя”. Но русскому послу он внушал, будто "нигде в холопстве ни у какова государя не бывал, а кочюю, где похотел, по своеи воле с своими улусы” [Акты, 1890, с. 37; Кабардино-русские отношения, 1957, с. 166, 167; РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1630 г., д. 1, л. 56; 1632 г., д. 1, л. 161, 162, 346–349; 1636 г., д. 2, л. 26]. Декларации о "холопстве” малоногайского верховного предводителя встречали полное одобрение в Бахчисарае. Ханы и калги трактовали казыевцев как "карачеев”, "от отцов и дедов извеку холопов наших”, как своих слуг и рабов (карачимиз ва кулумуз – "наши карачеи и холопи” в русском переводе XVII в.) [Материалы, 1864, с. 39, 40; РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1628 г., д. 2, л. 46, 50; 1651 г., д. 1, л. 234, 235]. В России признавали прерогативы крымских правителей на господство над Малыми Ногаями и, не надеясь на собственные дипломатические усилия, в 1620-х годах просили уговорить тех не нападать на Русь. Мухаммед-Гирей III обещал "унять” казыевцев и в шертных договорах с Москвой гарантировал строгий запрет на набеги "всяким нашим воинским людем Крымского юрту и нагаиским людем Дивеевым детем и улуса, и Казыева улуса всяким нагаиским людем”. Аналогичные формулировки содержатся в шерти хана Джанибек-Гирея 1633 г. [РГАДА, ф. 123, оп. 1, д. 24, л. 400об.–401; 1623 г., д. 7, л. 181; Савелов, 1906, с. 20, 21]. Следовательно, крымское правительство в самом деле считало себя в силах и вправе диктовать свою волю и политику Малой Орде. Но при этом оно продолжало относиться к ней настороженно. Казыев улус то и дело превращался в пристанище то Шахин-Гирея, то мятежных крымских мангытов-Мансуровых во главе с Хантимуром. В степняках оно видело скорее неприятельскую, нежели дружескую силу и поэтому так же, как и русские власти, стремилось или привлечь их на свою сторону, или максимально ослабить. Весной 1628 г. из Крыма вернулся домой мирза Хан-Мухаммед б. Касим с щедрыми подарками от Мухаммед-Гирея III и калги Шахин-Гирея. Те приглашали бия присоединиться к их походу к русским границам. Однако стало известно, что одновременно было послано предложение бесленеевским черкесам напасть на улусы Касима, когда он уйдет в поход [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1628 г., д. 1, л. 283]. По причине все большего ослабления и развала Казыев улус в 1620–1630-х годах уже не представлял какого-либо интереса для Порты /23/. Посольский приказ от имени царя в 1621 г. известил султана, что "Казыева улуса мурзы учинились под великого государя нашего... высокою рукою, и он (султан. – В.Т.) бы в них не вступался” [РГАДА, ф. 77, оп. 1, д. 6, л. 372, 372об., 399, 399об.]. В самом деле, если просмотреть всю переписку Касима и мирз с Кремлем за 1620–1630-е годы, то может создаться впечатление, будто Малые Ногаи только и делали, что шертовали Михаилу Федоровичу и клялись ему в преданности. Да и русская сторона регулярно информировала азиатских и европейских монархов о верности казыевцев царю. Однако указанные заявления и ногаев, и русских расходились с действительным положением дел. Сановники Казыева улуса нередко были вынуждены твердить о своем дружелюбии к России, учитывая близость сильных астраханского и терского гарнизонов, а также промосковски в целом настроенных донцов. Как в Астрахани, так и в Терском городке содержались аманаты, что не слишком связывало мирзам руки, когда менялась политическая конъюнктура. Балансируя между Россией и Крымом, они были готовы выразить свою лояльность кому угодно, если это сулило им поживу и оказывалось безопасным. Когда исходила угроза от Гиреев, казыевцы отводили улусы поближе к русским крепостям, под защиту воевод (тут-то и пригождались их частые шертования); если же возмущенные их вероломством русские власти и Большие Ногаи решались на отмщение за набеги, то они быстро перекочевывали к Азову или в Крымское ханство. При этом различная политическая ориентация часто служила Ураковым и Мамаевым удобным и единственным предлогом для отказа от сотрудничества с Касимом и наоборот. Астраханские воеводы регулярно информировали Посольский приказ о ненадежности мирз. Значительная часть сведений поступала от Больших Ногаев. В частности, бий Канай разоблачал своего коллегу из Малой Орды, будто тот со своими сподвижниками "сказываются... государевы холопи и аманатов дают в... Астарахань... неправдою малых робят, за которых им и стоять не за што (т. е. которые не имеют ценности. – В.Т.), на то надеясь, что от Астарахани от... государевых людеи на них (казыевцев. – В.Т.) воины не бывает” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1633 г., д. 2, л. 4]. Весной 1633 г. терпение московского правительства иссякло. Велено было собирать большой поход на Казыев улус. Войско возглавили князья В.И.Туренин и П.И.Волконский; к этой рати по государеву указу должны были присоединиться двадцать детей боярских из "низовых” городов, двести астраханских стрельцов, терские служилые люди, гребенские и донские казаки, Большие Ногаи, кабардинские князья и шамхал. В июне и июле к Маджарскому городищу (к тому времени уже оставленному Малыми Ногаями) сходились отряды. Бий Касим тем временем кочевал вместе с Али Ураковым, получая донесения обо всех этих приготовлениях от астраханских татар. В любой момент Касим и Али были готовы сняться с места и уйти в Крым или в Кабарду (о том, чтобы принять бой, разговора и не заходило). В ходе продвижения русского воинства случайно погиб воевода Туренин. Волконский повел всех собравшихся под его начало ратников (кроме опоздавших донцов) на запад. От разведчиков было известно, что Касим разместил улусы в урочище Ачил под Азовом, куда и обрушился основной удар. Сам бий заблаговременно оставил подданные стойбища, которые подверглись семидесятидневному грабежу и погрому. Две тысячи казыевцев угодили в плен, в том числе касимовы внуки и племянники. На возвращавшихся с этим полоном Больших Ногаев во главе с кековатом Джан-Мухаммедом напали донцы, отняли всю добычу и сразу отписали в Москву, будто победили казыевцев, отбив у них русских пленных (за что получили в ответ упреки в лжи) (об этих событиях см.: [Материалы, 1864, с. 57, 58, 61; Попко, 1880, с. 54, 55; Щелкунов, 1915, с. 128; РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1633 г., д. 2, л. 354–356, 360, 370–372, 393, 399–401, 427; д. 3, л. 21–23]). В целом эта кампания нагнала страху на степняков, но не смогла вынудить их изменить общую стратегию – лавирование между Бахчисараем и Москвой. По-прежнему налеты на "украйны” перемежались с заверениями в лояльности. Причем, теперь Ураковы с Мамаевыми и Касим со своими родичами-Шейдяковыми обвиняли друг друга перед царем и ханами в лицемерии, выставляя лишь себя верными заключенным шертям. В отношениях с княжествами Северного Кавказа Малая Ногайская Орда продолжала придерживаться союза с шамхалом, а среди кабардинских владетелей в 1620-х годах выбрала для альянса князя Алегука Шеганукова и князей Идаровых ("темрюцких черкас”). Соответственно противниками их стали соперники Алегука – правители так называемой Малой Кабарды Шолох Тансаруков и его родичи. Шамхальство служило также звеном связи казыевцев с Ираном и подвизавшимся на шахской службе Шахин-Гиреем, да и сам шамхал Ильдар Тарковский координировал с мирзами свои внешнеполитические предприятия (см.: [Памятники, 1898, с. 388; РГАДА, ф. 121, оп. 1, 1626 г., д. 2, л. 3; 1630 г., д. 1, л. 77–79]). С Алегуком же наиболее тесные связи установил Али Ураков, который дал князю заложников, иногда жил в его владениях "з дворами своими и с улусы своими” и убеждал московского царя верить Алегуку "во всяком деле” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1629 г., д. 1, л. 313, 314]. Сам Алегуко, а еще более его союзники-темрюковцы, служили надежным тылом Малым Ногаям: во время похода Волконского 1633 г. они прислали пятьсот человек в помощь Касиму, рассчитывавшему при подходе царской рати уйти в Большую Кабарду. Доводилось и Касиму посылать своих ополченцев на подмогу друзьям-черкесам в их междоусобной борьбе (см.: [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1633 г., д. 1, л. 86; д. 2, л. 355, 356, 393]). Соответственно враги Алегука на Кавказе оставались неприятелями и для Казыева улуса. Конники князя Шолоха нападали на ногайские кочевья, разоряя становища и угоняя скот. В конце 1639 или в 1640 гг. функционер Посольского приказа сделал "выпись”, гласящую, что в нынешнем 148 году в Москву явился посол от касаевых детей с новостью: "Касая князя не стало, а дети ево хотят государю служить так же, как и отец их Касаи князь служил” [РГАДА, ф. 127, оп. 1, 1640 г., д. 8, л. 212]. В наказе послам в Кахетию от декабря 1640 г. тоже содержится информация о том, что "ныне Касая князя Исламова не стало” [Посольство, 1928 с. 43]. Судьба распорядилась таким образом, что последний казыевский бий умер вскоре после кончины последнего бия Большой Ногайской Орды Каная. Ни в той, ни в другой части бывшей ногайской державы верховный правитель впоследствии не появлялся. Остатки государственной организации ногаев сошли на нет. Но память о Касиме б. Исламе, в отличие от его заволжского коллеги, осталась в народной памяти надолго. Поскольку кланы Ураковых и Мамаевых переселились в Крым, то собственно Казыев улус потомки стали связывать исключительно с именем лидера оставшейся на прежних кочевьях "половины”. Этнографические материалы XVIII–XIX вв. зафиксировали убеждение ногайцев в том, будто "все мурзы Малого Ногая произошли от одного Касая” и "потому все вообще доныне называются Касаевы дети” – Касай улы. Подразделения "Малого Ногая” в XIX в. носили имена касимовых сыновей: Каспулат-улы, Навруз-улы и Султан-улы [Архипов, 1855, с. 119; Бутков, 1869, с. 1869, с. 170; К.Д.Э., 1834] /24/. История Малой Ногайской Орды представляет собой пример угасания кочевой политической структуры, лишенной земледельческой подпитки, стабильной системы передвижения народа и стад, стройной организации налогообложения и мобилизации ополчения. В целом судьба Малых Ногаев иллюстрирует уход номадов с мировой исторической арены в позднем средневековье. Несмотря на утрату политической самостоятельности, потомки жителей ногайских Орд стали важным элементом этнической карты Юга России. Ногайцы принимали участие во всех бурных событиях региона, тесно контактировали с народами края. Отношения между ногайцами и другими кавказскими народами являются необходимым звеном в общей геополитической ситуации, и без учета участия ногайцев освещение многих исторических и современных событий на Северном Кавказе окажется неполным. Источник: http://www.kyrgyz.ru
Категория: Все о Ногайской орде \| Добавил: BAD_BOY (12 Ноября 2012)
Просмотров: 1796

Всего комментариев: 0